Глен освободил место рядом с собой на шкуре, и мать легла с ним.
– Эх, бедняга, – сказала мать. – Ничего от тебя не осталось.
Она укрыла их обоих шкурой, Глен попытался отогнуть ее, но она не дала. Так они и лежали молча. И, кажется, забыли, что Агнес рядом. Она присела к их ногам.
Открытые глаза матери были настороженными. Поблескивали, отражали свет, блуждали по тощему и жалкому телу Глена. Потом она закрыла глаза, и оба затихли, будто заснули. И выглядели так мирно. Агнес даже представить не могла, что они вновь будут такими. Ее родители, окутанные тихим гулом, предвестником сна. У Агнес задергалась нога. Она изнывала от желания лечь с ними, но ее не покидало странное ощущение, что она будет лишней.
Выждав несколько минут, она юркнула под шкуру, к ногам родителей. Свернулась клубочком, нащупала щиколотку матери и схватилась за нее. Но мать выдернула ногу. Агнес приняла это как знак, что она и вправду лишняя, и уже была готова выбраться из-под шкуры. Но тут мать снова вытянула ногу, прижала ее к боку Агнес. И Агнес вцепилась в ее щиколотку так, чтобы больше она ее не выдернула.
Глен вздохнул.
– Все изменилось.
– Вижу.
– Нет, дело не только в этом.
Агнес затаила дыхание, чтобы услышать, в чем еще. Глен приподнял голову, будто чтобы посмотреть на нее. Она крепко зажмурилась.
Мать прокашлялась и сменила тему:
– И ты не спросишь меня, почему я уехала?
– Я знаю, почему. Твоя мать умерла. – Он понизил голос.
Несколько минут она молчала.
– Но, когда умерла твоя мать, ты не уехал, – наконец напомнила она.
– Я не любил свою мать, – сказал он.
– И я твою не любила.
Они засмеялись.
– Тебе полегчало? – спросил Глен.
– Нет. – Она вздохнула. – Так как тут теперь дела?
– Не очень. А как в Городе?
– Не очень.
Оба снова засмеялись.
Агнес не видела в этом ничего смешного.
– Карл за главного?
– В основном.
– И всех это устраивает? – В вопросе матери прорвался упрек.
– Вообще-то нет. Но многих – да. Новоприбывшие ходят за ним хвостом.
– Ясно. – Она помолчала. – Тебе следовало быть за главного, как раньше.
– Главным я не был никогда, Беа. Все мы были равны. – Он вздохнул, утомленный разговором.
– Это настоящего консенсуса никогда не было.
– Нет, был. – Если Глену когда-либо случалось повысить голос, то в эту минуту он его повысил.
– Мы устраивали обсуждение. Ты что-нибудь предлагал, и мы с тобой соглашались.
– Не совсем верно.
– Не совсем, но достаточно. И способ действовал.
Глен вздохнул.
– Теперь решения принимают Карл и его люди.
– Например, морить голодом вас с Агнес. Или еще кого-нибудь, насколько я успела заметить. Как так вышло?
– Паре Новоприбывших поручили распоряжаться едой.
– И тебе дают меньше, чем остальным?
– Нет, ничего подобного.
– Но…
– Просто в первую очередь они заботятся о своих. Вероятно, на подсознательном уровне. Они даже сами не понимают, что творят. В смысле, все они очень славные. Хорошая группа, – заключил он, и Беа хмыкнула.
– Опять это твое умение во всем видеть светлую сторону. Не может быть, чтобы они не понимали, что творят.
– Ну, тебе, наверное, виднее. – Тон был резким. Он вымотался, растерялся и где-то в глубине, кажется, злился. Агнес почувствовала себя глупо: как она раньше этого не замечала?
Она услышала, как мать коротко втянула воздух, будто собираясь парировать, и напряглась всем телом, приготовившись донести свою точку зрения. Но кончилось все медленным и протяжным выдохом.
Оба вновь замолчали.
Агнес услышала, как мать ерзает, придвигаясь к Глену. И тихо спрашивает:
– Так ты хочешь, чтобы я от них избавилась?
Глен усмехнулся.
– Я имею в виду, убила их?
Глен взорвался хохотом, переходящим в судорожный кашель. Агнес посмотрела на мать: та тихонько усмехалась, довольная краткими моментами радости Глена. Смеха от него Агнес не слышала с тех пор, как мать уехала от них. И еще раньше. Она вдруг поняла, что он почти перестал смеяться еще до рождения Маделин.
Отдышавшись, он прижал к себе мать.
– Я скучал по тебе.
– И я по тебе скучала. – Мать прижалась к нему сильнее, осторожно попытавшись отодвинуть ногу от Агнес. Та схватилась покрепче.
– Ну что я могу сделать? – Голос матери зазвучал тонко и жалобно. Как когда-то у Агнес. Когда она жила в Городе. Когда слишком многое было намного больше и сильнее ее. И не подчинялось ей. Когда она еще не понимала, что вообще может хоть чем-то управлять.
– Будь хорошей, – ответил он. – Просто будь хорошей.
Агнес услышала, как они поцеловались.
– Каким же кретином я себя чувствую из-за того, что притащил вас сюда, – признался Глен. – Вас обеих.
– Ты ведь знаешь, что было бы, если бы ты этого не сделал.
– Глупо было с моей стороны не понять, к чему все идет. Я думал, группа людей, желающих жить здесь, разберется, как здесь правильно сосуществовать.
– А если мы отделимся от остальной Общины?
– Мне кажется, безопаснее считаться частью целого, чем потенциальным врагом.
Мать кивнула.
– И потом, Инструкция запрещает разбиваться на группы.
– Мы же не хотим рассердить Инструкцию.
– Беа.
– Извини.