Ултер мотнул головой. Одежда на нем была не чужая, а его собственная.
— Слова богов зачастую туманны, — вздохнул Харис и слегка пристукнул посохом. — Мой дар с тобой?
Ули прикоснулся к груди, где висел на цепочке золотой желудь, и кивнул.
— Пусть благоволят тебе светлые боги, наследник дана Дорчариан!
За день они успели пройти немало. Большая часть войска толгувов выступили конными, а остальные поспешали бегом, придерживаясь за гриву скакунов. После полудня бегуны менялись местами с всадниками. Ночевали уже в предгорьях.
Воины разбили большой шатер правителя. Вилейка посапывала в уголке, а Ултер клевал носом в окружении ближников Сегмата. Правитель принимал бесконечных докладчиков и отдавал приказания. Сегимий то и дело убегал в лагерь, исполняя поручения отца.
— Обоз вышел, правитель, — произнес запыхавшийся гонец. Сегмат взмахом руки отослал докладчика прочь, разливая вино.
Толгувы много пили и смеялись. Похвалялись, рассказывали Ули о битве в Дальнем лесу. Сон отступил: Ултер слушал их раскрыв рот. Толгувы смогли разгромить имперцев! Не может быть! Вот чьи головы лежали у подножия священного дуба! Сегмат поведал, как десять лет назад он с Харисом отослал сына в имперскую армию.
— Он заслужил звание сотника и стал ближником командующего Форкса Гверса! — хлопнув в ладоши, выкрикнул Сегмат.
— Аэ, Сегимиус! — пьяно покачнувшись, заорал один из воинов. — Сегимиус Толгв, имперский сотник!
Сегимий вдруг вскочил, ударом ноги повалил хохотуна на пол. Тот облился вином, и молодой вождь одним махом оказался сверху. Кончик кинжала задрожал у распахнутого в ужасе глаза болтуна.
— Мое имя Сегимий… — прошипел он. — Сегимий, сын Сегмата!
— Так! — захохотал правитель. — Так, сын!
Растрепанный Сегимий взял кувшин и выхлебал до дна.
— Они тоже болтали… Там, у себя в шатре, — отдышавшись, покрутил над головой пальцем молодой вождь. — Командующий Форкс и Ретур Равар… Я будто бы упился допьяна и валялся под столом… Эти двое делили толгувские леса и добычу. Старик Форкс уснул, а пьяный Ретур считал вслух, сколько священных дубрав надо сжечь в угоду жрецам Пагота, а сколько вырубить, продать — и упрятать навар в свою мошну…
Воины вокруг забранились, а Сегимий захихикал.
— Форксу я срубил башку, а недоноска Равара окунул в бочку с маслом и поджег. Он бегал по полю и визжал как свинья.
Сегмат засмеялся, колыхаясь всем телом и утирая слезы. Воины рядом грянули хохотом.
— Империи можно клясться, кланяться — все делать, лишь бы подобраться поближе, — прошептал Сегимий, склонившись над мальчиком, — а потом загнать железо в брюхо. — Толгув сделал вид, что бьет Ули ножом в живот.
— Месть — путь воина, — прошептал на ухо наследнику Сегимий. От него густо пахло вином, и Ули кивнул.
Под раскатистый храп воинов Ултер улегся рядом с Вилеей. Уже засыпая, он вдруг припомнил слова молодого вождя:
«Сегимий — вот имя, данное мне отцом!»
А следом в голове зазвучал голос жреца Хариса:
«Ты носишь чужую одежу, и сила не может найти тебя! Оденься в свое!»
— Чужая одежда — это чужое имя… Я ношу имя брата, — пораженно прошептал Ули. — Нужно вернуть свое имя!
Он так и уснул с этой мыслью — шумной и колючей, словно беспокойный еж в подполе.
Потом еще не единожды за время похода они ночевали в одном шатре. Ули сдружился с немногословным Сегимием — они по-прежнему ехали в одной колеснице. Молодой вождь рассказывал наследнику про службу в имперской армии, про далекую Арну и болотный Амаран, про степи Арзрата и про битву в Дальнем лесу.
Первая встреченная деревушка оказалась покинута дикарями — в жалких лачугах ютились лишь изможденные голодом старики и бабы с дитями. От них удалось узнать, что все воины отправились на войну. Сельцо вырезали и двинулись дальше. В каждом последующем местечке их ожидало то же самое.
«Если во всех вонючих селах все мужчины ушли на войну… Одолеют ли алайны такую силищу?» — размышлял Ули, трясясь в колеснице. Вилейка дернула за рукав и показала на выворотень у обочины. Рядом шумела речушка.
«Да это же то самое место, где мы заночевали!» — восхитился Ули, и вдруг впереди послышались громкие крики. Из-за поворота выскочили, нахлестывая коней, толгувы. Оборачиваясь, они метали дротики.
Сегимий завернул скакунов, останавливая колесницу на берегу. Остальные последовали примеру молодого вождя и выстраивались. Ули и Вилейка залезли на упавший ствол, спрятавшись среди растопыренных корней. Лязгая и сыпля проклятиями, войско пыталось утвердиться в узкой ложбине между горами и речушкой.
А потом из-за поворота повалили дикари. Вот только воинов среди них почти не оказалось. Это были воющие от страха и ненависти бабы, малолетние молокососы со ржавыми копьями и седые деды. Как безумные, с камнями и палками в руках, они перли на дубовичей и валились под ударами мечей.