Когда придет зима, деревья жизни?Мы не едины. Нам бы поучитьсяу перелетных птиц. Но слишком поздносебя мы вдруг навязываем ветруи падаем на безучастный пруд.Одновременно мы цветем и вянем.А где-то ходят львы, ни о какомбессилии не зная в блеске силы. А нам, когда мы ищем единенья,другие в тягость сразу же. Враждавсего нам ближе. Любящие даженаткнутся на предел, суля себеохотничьи угодья и отчизну. Эскиз мгновенья мы воспринимаемна фоне противоположности.Вводить нас в заблужденье не хотят.Нам неизвестны очертанья чувства, —лишь обусловленность его извне. Кто не сидел, охваченный тревогой,пред занавесом сердца своего,который открывался, как в театре,и было декорацией прощанье.Нетрудно разобраться. Сад знакомыйи ветер слабый, а потом танцовщик.Не
тот. Довольно. Грим тут не поможет.И в гриме обывателя узнаешь,идущего в квартиру через кухню.Подобным половинчатым личинампредпочитаю цельных кукол я.Я выдержать согласен их обличье.И нитку тоже. Здесь я. Наготове.Пусть гаснут лампы, пусть мне говорят:«окончился спектакль», пускай со сценысквозит беззвучной серой пустотой,пусть предки молчаливые моименя покинут. Женщина. И мальчикс косыми карими глазами, пусть…Я остаюсь. Тут есть на что смотреть.Не прав ли я? Ты, тот, кто горечь жизнииз-за меня вкусил, отец мой, ты,настоем темным долга моегоупившийся, когда я подрастал,ты, тот, кто будущность мою вкушая,испытывал мой искушенный взгляд, —отец мой, ты, кто мертв теперь, кто частовнутри меня боится за меня,тот, кто богатство мертвых, равнодушье,из-за судьбы моей готов растратить,не прав ли я? Не прав ли я, скажите,вы, те, что мне любовь свою дарили,поскольку вас немного я любил,любовь свою мгновенно покидая,пространство находя в любимых лицах,которое в пространство мировоепереходило, вытесняя вас…По-моему, недаром я смотрюво все глаза на кукольную сцену;придется ангелу в конце концоввнимательный мой взгляд уравновеситьи тоже выступить, сорвав личины.Ангел и кукла: вот и представленье.Тогда, конечно, воссоединитсято, что раздваивали мы. Возникнеткруговорот вселенский, подчинивсебе любое время года. Ангелиграть над нами будет. — Мертвецы,пожалуй, знают, что дела людские —предлог и только. Все не самобытно.По крайней мере, в детстве что-то сверхбылого за предметами скрывалось,и с будущим не сталкивались мы.Расти нам приходилось, это верно,расти быстрее, чтобы угодитьвсем тем, чье достоянье — только возраст,однако настоящим в одиночкуудовлетворены мы были, стояв пространстве между миром и игрушкой,на месте том, что с самого началаотведено для чистого свершенья.Кому дано запечатлеть ребенкасреди созвездий, вверив расстояньеего руке? Кто слепит смерть из хлеба, —во рту ребенка кто ее оставитсемечком в яблоке?.. Не так уж труднопонять убийц, но это: смерть в себе,всю смерть в себе носить еще
дожизни,носить, не зная злобы, это вотнеописуемо.(В. Микушевич)