Пока Берни судорожно проверял, не сломалась ли машинка, я разглядывала снимок. Он был сделан внутри какого-то дома: на широкой деревянной лестнице с резными перилами стояли мальчик и девочка. Свет падал из высокого узкого окна в обшитой панелями стене. Дети, похоже, нарядились в свою лучшую одежду. Мальчик – в воскресный костюм, который был ему маловат, девочка – в платье и ботинки на шнуровке. Волосы она собрала под маленькой шляпкой с лентой. Мальчик был повыше ростом, но все же явно на несколько лет младше девочки. Я почти сразу поняла, кто это.
Это были Мойра и Берни.
Мойру я узнала первой. Она была очень на себя похожа, хотя снимок наверняка сделали лет тридцать назад. Поджатые губы, взгляд устремлен в одну точку.
Узнать Берни было не так-то просто. Мальчик на снимке улыбался всем лицом, как будто его только что рассмешили. Если бы я не видела, как Берни улыбается в жизни, я бы никогда не догадалась, что это он.
Несмотря на несхожесть, было все-таки очевидно, что дети – брат и сестра. Ведь снимок сделали до того, как Берни начал драться на ринге и покалечил лицо.
Я заметила, что Берни наблюдает за мной.
– Это давно было… – вздохнув, сказал он.
Я перевернула снимок – посмотреть, не написано ли что на обороте. Никакой надписи не было.
Через час я лежала под одеялом в своей каморке и глядела в потолок. По железнодорожному мосту, грохоча, с равными промежутками проезжали поезда. Несмотря на позднее время и усталость после долгого дня, я не могла уснуть. Я гадала, где же был сделан этот снимок. Берни на нем казался таким счастливым и полным надежд. Он не мог знать, как сложится его жизнь. Мне было горестно за него.
Чтобы уснуть, стоило подумать о чем-то другом, о приятном. Но первое, что всплыло в памяти, – это голос Томми Тарантелло:
В ту ночь я так и не выспалась.
42. Облава
Примерно с неделю тянулось наше с Берни беспокойное ожидание. И то, чего мы так боялись, началось. Война.
Был субботний вечер. Мы охраняли вход в «Лаки Люси». С грязно-желтого неба густо валил снег. Крупные снежинки сверкали в свете фар проезжавших мимо автомобилей.
Когда часы на пароходной пристани Брумило показывали десять, клуб был набит битком. Шум и смех разносились далеко по улице.
Сразу после полуночи снегопад прекратился. И вот тут-то это и случилось.
Из-под железнодорожного моста вдруг вынырнул фургон и резко затормозил у тротуара. На кабине золотыми буквами было написано: CITY OF GLASGOW POLICE[14]
. В следующую секунду еще один точно такой же автомобиль вырулил из-за угла с Освальд-стрит. Раздался пронзительный свисток, и из задних дверей фургонов выскочили человек двадцать полицейских.Один из констеблей предъявил Берни удостоверение и сказал, что клуб обыщут по подозрению в незаконной торговле спиртным. После этого полицейские, толкаясь, сбежали по лестнице с дубинками наготове. Хохот в клубе смолк, и началась ужасная суматоха. Ор, крики, звон бьющихся стаканов и треск ломающейся мебели.
Через двадцать минут посетителей в клубе не осталось. Самых буйных и самых нетрезвых затолкали в грузовики, чтобы отвезти в ближайшее отделение. Констебли встали в цепочку и начали передавать друг другу бутылки с крепкими напитками и пивные бочонки из бара. Откуда ни возьмись на Освальд-стрит появился маленький толстенький господин. Он бежал, и, кажется, только что шлепнулся в снег, потому что брюки у него были мокрые. Я видела этого человека и раньше. Его звали Браун, он был адвокатом Мойры. Он истошно кричал, требуя от полицейских прекратить выносить спиртное из клуба. Он был решительно против.
В толпе полицейских я заметила констеблей, которые раньше приходили к Гордону за деньгами. Увидев их, Гордон решительно двинулся к ним. Я стояла достаточно близко и все слышала.
– Вы что творите? – злобно спросил он. – Мойра каждую неделю щедро платит вам специально для того, чтобы не было никаких облав! Что это за безобразие!
Констебли нервно заозирались и попытались утихомирить Гордона. Один сказал:
– Мы не виноваты! Мы не знаем, кто стоит за этим рейдом… Но приказ поступил из самой мэрии. Вероятно, кто-то им дал наводку… возможно, этот человек платит лучше, чем Мойра…
– Ага, вот оно что… – угрюмо проговорил Гордон. – Вот оно, значит, что…
Когда полицейские фургоны уезжали, набитые бутылками и пивными бочками, звон стоял, как от сотни колоколов. Мы с Берни остались в переулке одни. Кому-то же надо было убирать весь этот мусор и осколки, оставшиеся после налета.
Когда мы закончили, пришел Карл и сказал, что банда собирается в кабинете у Мойры. Немедленно.
Кевин, Карл, чета Флинт и Люси ждали под дверью. Никто ничего не говорил. Из кабинета доносились приглушенные голоса Гордона, Мойры и адвоката Брауна.
Наконец, Гордон открыл и впустил нас. Адвокат вышел из комнаты. Лицо его было серьезно. Мойра сидела за столом, крепко сцепив руки перед собой.
– Сколько мы потеряли? – спросила она Люси.