Проблема «дымящегося пистолета», необходимости опираться на неопровержимое свидетельство, преследует любую стратегию, которая зависит от разоблачения, демонстрации доказательств, в качестве импульса для изменения мнения. Выводы о деятельности спецслужб могли быть сделаны задолго до Сноудена из множества собранных за десятилетия отчетов, но мы готовы не замечать злодеяния до тех пор, пока документальные подтверждения не достигнут критической массы. В 2005 году Кэролайн Элкинс опубликовала подробный отчет о зверствах британцев в Кении, но ее работа была широко раскритикована за то, что основывалась на рассказах и свидетельствах очевидцев(39). И только когда британское правительство опубликовало документы, подтверждающие эти сообщения, их признали историческим фактом. Жертве начинали верить, только когда ее версия событий совпадала с рассказами угнетателей, что в большинстве случаев недостижимо. Точно так же культ «крота», «инсайдера», информатора зависит от изменения сознательности сотрудников разведывательных служб. Тем, кто не вхож в систему, не остается ничего другого, кроме как ждать, пока какой-нибудь неизвестный правительственный чиновник соизволит поделиться своими знаниями. Принципиально недостаточная основа для нравственного действия.
Подобно тому, как доступность огромных вычислительных мощностей стимулирует внедрение глобальной слежки, логика последней определяет нашу реакцию на нее и на другие экзистенциальные угрозы нашему когнитивному и физическому благополучию. Потребность в доказательствах, которые позволят нам со стопроцентной уверенностью что-либо утверждать, перевешивает нашу способность действовать здесь и сейчас. Консенсус (к примеру, согласие научного сообщества по поводу безотлагательности климатического кризиса) игнорируется, если возникает малейшая неопределенность. Мы застряли в своего рода стазисе, требуя, чтобы стрела Зенона попала в цель, несмотря на все большее сопротивление среды. Нам недостает уверенности, подтверждений никогда не бывает достаточно, отчего создается ощущение глубокой отчужденности. Все знают, что происходит, и ничего не могут с этим поделать.
Мы хотим получить истинные знания о мире путем вычислительной логики наблюдений и от этого оказываемся в опасном и парадоксальном положении. Вычислительное знание требует наблюдения, потому что извлекает истину только из непосредственно доступных данных. В свою очередь, всякое знание сводится к тому, что познаваемо с помощью вычислений, поэтому всякое знание становится формой наблюдения. Таким образом, вычислительная логика лишает нас способности обдумывать ситуацию и действовать рационально, если не будет достигнута абсолютная уверенность. Более того, по этой логике мы можем действовать только реакционно, когда уже собрано достаточно доказательств, и не можем ничего сделать в настоящем, когда это больше всего необходимо.
Наблюдение, слежка и наше соучастие в ней – одна из фундаментальных характеристик новой темной эпохи, поскольку требует своего рода слепоты – все освещено, но ничего не видно. Мы пришли к убеждению, что пролить свет на предмет – значит помыслить его и получить над ним власть. В то же время свет вычислений делает нас слабее либо из-за информационной перегрузки, либо из-за ложного чувства безопасности. Нас соблазнило вычислительное мышление, и мы купились на эту ложь.
Рассмотрим пример из самой Сети. Незадолго до мая 2016 года Джеймс О’Рейли, житель форта Макмюррей в Альберте, Канада, установил в своем доме систему безопасности
1 мая 2016 года в лесу к юго-западу от форта Макмюррей начался лесной пожар, который, раздуваемый сильным ветром, распространился в сторону города. 3 мая был издан приказ об обязательной эвакуации, и 88 000 человек, включая О'Рейли, покинули свои дома. Когда хозяин выехал, на телефон пришло уведомление от домашней системы безопасности и началась прямая трансляция из дома. Позднее запись была размещена на
На первых кадрах видео в гостиной О’Рейли все еще горят настольные лампы и подсветка в аквариуме с золотыми рыбками. Деревья за окном шатаются под сильным ветром, но кажется, что нет ничего страшного. В течение следующих нескольких минут в дверь начинают биться тени, медленно переходящие в клубящийся дым. Еще через минуту окно чернеет и загорается – ломаются жалюзи, а затем рама. Комнату заволакивает черным дымом, и камера переключается на черно-белое ночное изображение. В сгущающейся темноте периодически звучит сигнализация, но, в конце концов, она стихает, и все, что можно услышать, – это треск пламени.