Наличие отдельных персонажей и мотивов, общих с произведениями китайского фольклора, мотивов, находящих типологические параллели в фольклоре и литературе других народов (что заставляет предполагать фольклорный источник), в значительной мере оправдывает такой подход Эберхарда к проблеме авторства Юань Мэя и, во всяком случае, постановку вопроса. Однако ошибка Эберхарда заключается в том, что он подходит к этой (литературной) проблеме с сугубо фольклористических позиций. Вероятность того, что Юань Мэй широко пользовался фольклорными источниками (непосредственно из устного бытования или из литературных текстов, восходящих к фольклору), разумеется, очень велика. Для фольклориста этого заключения было бы достаточно, поскольку для него важна лишь правомочность использования текста Юань Мэя как свидетельства об устном бытовании интересующего его мотива или о наличии письменной традиции, зафиксировавшей его бытование в более раннее время[159]
. С точки зрения исследователя литературного текста, дело обстоит иначе: даже если бы нам удалось доказать, что Юань Мэй не «придумал» ни одного рассказа, что все тексты его коллекции являются аутентичными записями, это никак не повлияло бы на оценку коллекции как произведения литературного и авторского, поскольку само включение текста в коллекцию, подписанную индивидуальным именем, определенный выбор текстов и их расположение заставляют читателей воспринимать текст как авторское произведение, связанное с системой взглядов автора (как это было в Европе со сказками Перро или новеллами Боккаччо). Только в очень определенных культурно-исторических условиях сборник записей (независимо от их аутентичности) воспринимается в первую очередь как достоверная запись, как текст, ценный тем, что он сообщает о реально бытующих произведениях. Таковы сборники Гердера, братьев Гримм, Арнима и Брентано, в России — Афанасьева (ср. рядом с последним сказки Казака Луганского — В. И. Даля). Очевидно, что такой установки не было ни у Юань Мэя, ни у его читателей. Очевидно и то, что доказать несамостоятельность, неоригинальность всех рассказов Юань Мэя было бы невозможно, и никто не ставил перед собой такой задачи. Наше рассуждение имело своей целью лишь показать, какое место в исследовании коллекции Юань Мэя должен занимать вопрос о ее фольклорности. Для произведения такого типа это вопрос об источниках, а не о характере самой коллекции.В связи с вопросом об авторстве и фольклорности находится и проблема жанровой отнесенности ряда произведений в коллекции Юань Мэя. Позиция Эберхарда в этом вопросе не совсем ясна. В составленном им Указателе типов китайских сказок[160]
Эберхард ссылается на коллекцию Юань Мэя в двадцати пяти случаях[161]. В гл. XI более поздней работы (Die Chinesische Novelle) Эберхард отмечает, что из тысячи обследованных им рассказов в ряде коллекций XVIII в. «только 10 (1%) являются сказками». В коллекции Юань Мэя он выделяет две сказки (наши № 151 и 654).Возможно, что Эберхард считает (или считал в 1937 г.) все эти 25 случаев действительными сказками. Возможно, что внесение этих текстов Юань Мэя в Указатель Эберхарда не связано с жанровым определением и должно лишь констатировать наличие сходного мотива в авторской литературе[162]
. Если мы примем первое допущение, то возможно, что к 1948 г. Эберхард изменил свой взгляд на эту проблему и считал, что в коллекции Юань Мэя содержатся всего две сказки или что число два — это количество сказок в обследованной Эберхардом части сборника (88 номеров из