- Наташа, ты оскорбляешь и себя, и меня… Пройдет время, и ты раскаешься в этой своей глупости. Раскаешься не раз! Хорошо. Расскажу о тебе о своих планах, которые, надеюсь, будут твоими. Честно расскажу. Вскоре мне предстоит длительная командировка. Минимум – на год. Мы оформим отношения после приезда в Москву, и ты поедешь вместе со мной. В шикарную, высокоразвитую страну. И пусть Лукьянов подавится этой лабораторией и всякими анализаторами!
- Ах, вот каковы перспективы… - брезгливо протянула она. – И неизвестно, насколько затянется эта командировка, так?
- А это мы посмотрим… Вместе посмотрим.
- Очень полезная информация, - сказала она. – Меняющая все для тебя к худшему.
- Вот что… высокоидейная девочка… - тяжело дыша, произнес Прошин. - Катись отсюда! Вон! Действительно - дура! К черту! Ненавижу! – Он сжал кулаки, и глаза его потемнели от бешенства.
По стеклу иллюминатора скользнула туманная розовая вспышка. Глухим раскатистым переливом прогрохотал гром. Тяжелые нити невидимого дождя дружно вонзились во вздыбившуюся волнами плоскость моря. С палубы донеслись обеспокоенные голоса и топот матросских башмаков.
Надвигался шторм.
– Переживем, – повторял Прошин, хватаясь за ползавшие по столику и по полу предметы и не зная, куда их приткнуть. – Переживем!
***
К утру качка улеглась.
Зябко ежась, Прошин вышел на полубак; сомкнул пальцы на холодной металлической трубе поручня, выпрямившись, окинул взглядом измученных бессонницей глаз белую нить прибоя, вытянувшуюся вдоль далекой песочной желтизны берега.