Да, и не забудем, конечно, этого закавыченного
великого русского.Он, она, они всюду пойдут в кавычках — “большая русская литература”, “большая русская история”, “великие русские писатели”: не дай Бог, кто заподозрит, что г-жа Жеребкина разделяет эти завышенные национальные самооценки. Чтобы окончательно рассеять недоразумение, Жеребкина на всякий случайартикулируетсвое понимание места исследуемой культуры — в мировом, надо полагать, контексте: “за русские культурные рамки вышел (умоляю, следите за слогом! —М. Р.) только еще другой известный Берберовой человек — писатель Набоков. Берберова за эти рамки все-таки так никогда и не вышла, как и русская культура вообще”.Сказать по чести, может быть, и к счастью. Сама Ирина Жеребкина, несомненно, вышла — и каков результат? Вот она
позиционируетсебя какученого,стало быть, пользуетсяученойтерминологией, то бишь шибко умными иностранными словами. То есть даже непользуетсяот случая к случаю, а просто изъясняется на неудобочитаемом волапюке, с образцами которого мы уже частично познакомились, но будем знакомиться и дальше.Нельзя просто сказать “экстаз” или “любовь”, они непременно превращаются в “
процедурыэкстаза”, “процедурылюбви”. Героиня любовного романа предпочитает скорее умереть, “чем обладать любовным объектом в видекопулярнойсемьи иликопулярныхотношений обмена” (и как понятно ее нежелание вступать в столь омерзительную связь!). “Жестлюбви какжестжертвоприношения составляет ее (женщины. —М. Р.)примордиальнуюструктуру”. (Без тени стыда признаюсь в своем невежестве — я долго лазила по словарям в поисках последнего лексического шедевра и на всякий случай сообщаю: значит это всего-навсего “первичный, исконный”, да и то в английском языке, в русском же функционирует исключительно как биологический термин и означает “зачаточный, зародышевый”. То есть “жест любви”составляетзародышевую,илизачаточную,структуру женщины? Поди пойми феминисток!.. Весь курсив, кстати, мой.)