Новый Мир ( № 4 2002)

“Вот в этом все дело, — полагает М. Петровский, — прежде чем попасть на Воландову „черную мессу” (антимессу), Маргарита проходит обряд „раскрещивания”, „антикрещения”... и совершается этот обряд на берегу реки, где происходило, по-видимому, великое киевское крещение. Маргарита входит как бы в ту же воду, но с другой стороны...” И опять здесь важно не само по себе доказательство существования в московском тексте киевского подтекста, а продолжение мысли о том, что Булгаков, “если можно так выразиться, мыслил Киевом”.

Это только две иллюстрации к тому, как киевское пространство, киевский текст, киевские коннотации проступают в любом сочинении Булгакова, идет ли в нем речь о Москве, об Иерусалиме или о каком-то условном городе. “Киев... был онтологической столицей булгаковского мира и творчества” — вот сквозная мысль книги “Мастер и Город”. И в каждой из девяти ее глав явлено это присутствие города — на всех “этажах” художественного мира Булгакова.

“Декларация о городе”.В первой главе Петровский развивает идею Николая Пиксанова, одного из основоположников современного городоведения, о том, что на всех участниках культурного процесса — выходцах из областных культурных гнезд — есть “свой особый отпечаток” (воронежский, одесский, киевский), некая печать принадлежности к определенному гнезду русской культуры, и без учета этого “общего знаменателя” трудно понять характер их творчества.

Это утверждение, в отношении Булгакова, как и в отношении Кольцова, Багрицкого, Катаева представляющееся бесспорным, для других случаев нуждается, как нам кажется, в оговорке. Вот, например, КорнейЧуковский — “писатель из Одессы” (по аналогии с тем, как называли в Москве Булгакова — “писатель из Киева”). Но Одесса так мало значила для него! Почти ничего. А другому “писателю из Одессы”, тоже миновавшему “влияние культурных гнезд” — Лидии Гинзбург, — как-то сказал с некоторым удивлением Борис Эйхенбаум: “Не понимаю... как это вы могли от моря, солнца, акаций и прочего приехать на север из Одессы с таким запасом здравого смысла? Если бы я родился в Одессе, то из меня бы, наверное, ничего не вышло”. Можно и другие имена назвать...

Очерчивая исследовательское поле своего сочинения, о трудностях, пробелах, “пропущенных главах” булгаковской биографии Мирон Петровский говорит уже на первых страницах.