Примечательно, что Бочаров почти не соударяется с “чужими” — с такой крупной фигурой, как М. Гаспаров (хотя неприятие последним Бахтина не позволило полностью избежать спора). Он очень мягко возражает В. Шмиду и другим западным славистам, которые по части акробатических интерпретаций порой дадут сто очков вперед главным объектам бочаровской критики. Он мало интересуется “ультранынешними” теориями текстового анализа, которые, казалось бы, могли вывести его из себя. Как правило, он оппонирует “своим”, тем, кто говорит на общем с ним ценностном языке — языке горних смыслов, но говорит другое и по-другому, прибегая к указующим “пастырским жестам”. (В случаях, когда к таким “жестам” прибегают Гоголь, Достоевский или Соловьев, им тоже не прощается.)
Понятное дело. Бочаров защищает статус литературоведения как “осмысления самой литературы изнутри”, как продолжения литературы ее собственными средствами — защищает от средств, привносимых извне, из особенно болезненной для него (потому как не совсем чужой) сферы идеологизированного “благочестия”. Но сама его книга, напрягающая читателя каждым неординарным изгибом фразы, ворошит такие предельные “вопросы жизни”, что сугубо литературоведческой ее не назовешь. Не хочется называть ее и блистательной (хотя она блистательна), поскольку ее внутренний накал не вяжется с этим льдистым эпитетом. И, однако, куда денешься — расположилась она на острове блаженных, в некоторой Телемской обители, где вершинные фигуры старой культуры дороги немногим уже избранным, где самые яростные стычки происходят в одном тесном смысловом кругу, — а между тем волны и вихри постцивилизации все сильней налегают на сей заповедник. Чует ли самый чуткий из больших наших филологов это
веянье?Ирина РОДНЯНСКАЯ.
Вся “Чукоккала” и “Весь Чуковский”
ВСЯ “ЧУКОККАЛА” И “ВЕСЬ ЧУКОВСКИЙ”
Чукоккала. Рукописный альманах Корнея Чуковского. М., “Премьера”, 1999, 400 стр., с илл.
Лаконичная фраза в аннотации объемистого тома — “Альманах издается полностью впервые” — обозначает помимо прочего завершение причудливого пути этой полифоничной (полиязычной, полижанровой etc.) книги к читателю. У него появилась фантастическая возможность иметь
всю“Чукоккалу” — как законченную живописную картину с приложением всех эскизных альбомов и разработок темы даже на ресторанных салфетках.