Новый вор

«Сафари в Танзании, — поправил отлепившуюся полоску пластыря на щеке господин Герхард. — Выскочил из каких-то зарослей, попер на меня, самцы таким образом охраняют стадо. Он бы остановился, поорал, постучал себя кулаком в грудь и отвалил, но… до того был похож на того черного русского, что я… В башку и в сердце».

8

Когда в кабинет вошел сын Авдотьева, Перелесову захотелось перекреститься. Он так и не понял, кто вошел — он сам (времен обучения в кельнском филиале колледжа Всех Душ) или Авдотьев, на чьи похороны он восемнадцать лет назад прилетал из Германии. Здороваясь с Максимом, так звали сына Авдотьева, Перелесов украдкой взглянул на себя в зеркало. Чуда не произошло. Время не обратилось вспять. В зеркале мимолетно отразился относительно молодой министр российского правительства — в приличной физической форме, с ранней сединой на висках, легкими темными полукружьями вокруг непроницаемых, словно из тонированного стекла, глаз.

У большинства его коллег в правительстве и других органах власти были похожие, запертые как сейф, глаза. К каждому имелся секретный код. Но это было дело интимное, сокрытое от посторонних, даже близких (по духу?) глаз. Список секретных кодов несомненно был у Самого, но он не злоупотреблял этим знанием, не лез в чужое личное пространство. Разве только, если обладатель (или временный хранитель) сейфа собирался с ним исчезнуть. Но и то не всегда. Люди несовершенны, говорил Сам, а Россия бесконечно щедра, от нее не убудет. А если и убудет материально, прибудет духовно. В этом (он любил цитировать Достоевского) ее спасение. Нам — все (было непонятно, шутит Сам или говорит серьезно), русскому народу — вера и духовность. Чем меньше собственности у народа, тем выше должна быть его духовность и крепче вера в тех, кто от этой собственности его избавил!

Вот такие парни, не щадя себя — все силы работе! — поднимают Россию с колен, как бурлаки, хрипя, волокут ее в будущее, мысленно усмехнулся Перелесов и — одновременно — как бы посмотрел на себя глазами Самого. Он давно определил подобный образ мыслей, как верноподданническую иронию. Сам не мог не замечать ее в представителях третьего поколения реформаторов, но пока прощал, потому что тоже был ей не чужд. «Четвертого поколения реформаторов Россия не переживет», — заметил он, подписывая указ о назначении главой госкорпорации сельхозмашиностроения двадцатилетнего внука своего старого друга — бывшего вице-премьера, а ныне простого российского миллиардера.

Перелесов долго, не веря (непроницаемым) глазам, смотрел на рубашку Максима — серо-белую в черных, похожих на жуков, овалах. Он помнил эту рубашку, она даже иногда ему снилась в короткометражных документальных и полнометражных художественных снах. Когда они испытывали на набережной Москвы-реки передатчик (или генератор?) для насекомых, жуки облепили рубашку Авдотьева, и она зашевелилась на нем, как живая кольчуга. Перелесову вдруг показалось, что и сейчас на рубашке происходит потаенное движение.

— Да-да, отцовская рубашечка, — подтвердил Максим, — от него осталась кое-какая одежда.

Взгляд Перелесова невольно скользнул вниз.

— Ботинки мои, — сказал Максим, — у меня нога больше на один размер.

— Как ты меня нашел? — поинтересовался Перелесов, пытаясь «по одежке» определить социальный статус Максима. Хотя рубашка в черных овалах (жуках?) честно рапортовала об отсутствии такового.

— Мода обречена на повторение, — охотно поддержал тему Максим. — Человек ведь физически не меняется. Но это касается только качественных, дорогих вещей. Дешевка сходит быстро.

— Эта рубашка… дорогая? — усомнился Перелесов.

— Да уж не дешевая, если в ней ходил отец, я — уже два года, а она вон какая крепкая! — подергал рубашку за ворот Максим. — Зачем тратиться на новое, если то, что есть, неплохо служит? В бумагах отца я нашел схему автомобиля, на котором без хлопот можно ездить сто лет. Хоть на бензине, хоть на водороде, хоть на пропане. С ним ничего не случится. Зачем гнать бензин, лить металл, делать лишнюю работу на конвейерах? Формулы вечного материала и вечной энергии давно известны.

— А куда девать автомобильную индустрию? — Перелесов подумал, что ранняя смерть Авдотьева могла оказаться не такой уж и случайной. Странно только, что схему вечного автомобиля не оприходовали. Хотя, Максим был прав, она не являлась тайной.

В Швеции, где был с государственным визитом Сам, главный акционер концерна «Вольво» подарил ему невзрачную на вид машинку с секретной гарантией… на семьдесят лет. Встреча считалась неофициальной. Из всей делегации президента сопровождали три человека: охранник, морской офицер с выездной моделью черного чемоданчика и (для подстраховки, если хозяин «Вольво» перейдет с немецкого на английский), Перелесов. Сам не любил говорить на английском. Охранник с офицером держались на расстоянии. Перелесов стоял рядом.

«Хоть сейчас на поток, — сказал хозяин «Вольво», — но… — развел руками, — нас не поймут и накажут».