Новый взгляд на трансперсональную теорию: человеческая духовность с точки зрения соучастия

   6.  См. примечание 7 к главе 6 данной книги, а также работу Ferrer (1998а).

   7.  Читатель, интересующийся вопросами, которые связаны с самосоотносительным характером различных разновидностей релятивизма, может обращаться к антологиям следующих авторов: Bernstein (1983), Harre & Krausz (1996), Hollis & Lukes (1982), Krausz (1989), Krausz & Meiland (1982), Margolis (1986), Siegel (1987) и Wilson (1970). В числе нескольких работ, открыто бросающих вызов самоопровергающей природе релятивизма, см. Hales (1997), Krausz (1997), Meiland (1980) и В. Н. Smith (1988, 1993). А варианты доводов, показывающих отсутствие самоопровергающей природы у плюрализма, можно найти в работах Berlin (1991), Ноу (1994), Matilal (1991), Panikkar (1996) и Resher (1993); аналогичные доводы в отношении контекстуализма содержатся в работе Lynch (1998); в отношении перспективизма — в работе MacIntyre (1988); а в отношении умеренных форм релятивизма — в работах MacIntyre (1987), Margolis (1986, 1989) и Tianji (1991).

   8.  Я думаю, это может быть связано с общеизвестными трудностями в формулировании решающего философского опровержения релятивизма. Например, вот что пишет по этому поводу Гадамер (1990):

Тезис скептицизма или релятивизма опровергает сам себя в той степени, в какой он претендует на истину в качестве неопровержимого доказательства. Но что этим достигается? Рефлексивный довод, который оказывается здесь успешным, бьёт по тому, кто его использует, ибо делает сомнительным истинностное значение рефлексии. Страдает не реальность скептицизма или разрушающего истину релятивизма, но притязание на истину любого формального доказательства. Таким образом, формализм подобного относительного довода обладает кажущейся философской правомерностью. Фактически, он не говорит ни о чем.

О Гадамере и релятивизме можно прочитать в собрании эссе под редакцией Шмидта (Schmidt, 1995). Кроме того, Макинтайр (MacIntyre, 1987) пишет по поводу опровержения релятивизма:

Ибо релятивизм, подобно скептицизму, представляет собой одну из тех доктрин, которые к настоящему времени уже опровергались чаще, чем нужно. Пожалуй, ничто не может быть более верным признаком того, что доктрина воплощает некую немаловажную истину, чем то, что в истории философии её приходилось опровергать снова и снова. Подлинно опровержимые доктрины бывает нужно опровергать только один раз.

   9.  Два недавних обсуждения проблем использования термина «опыт» в апофатическом мистицизме можно найти в работах Carlson (1999) и Turner (1995). По мнению Карлсона, «мистический момент фактически не может быть выражен в терминах категорий того, что мы обычно знаем и выражаем как опыт», поскольку «в самой сердцевине мистического опыта может заключаться определённый “не-опыт”, определённая “невозможность” опыта для субъекта опыта».

Сходным образом, согласно Тёрнеру (1995), мистическое отрицание (апофазис) касается не «опыта отсутствия», а «отсутствия опыта». Работа Тёрнера особенно полезна тем, что показывает проблемы современного «субъективно-опытного» понимания мистицизма применительно к посланию большинства средневековых христианских мистиков. Тёрнер доказывает, что для большинства средневековых мистиков (от Экхарта до автора «Облака незнания» и даже до св. Иоанна Креста) характерны именно решительное неприятие мистического опыта как средства и места единения с Богом, а также суровая критика такого субъективно-опытного искажения мистического пути. По контрасту с поиском мистического посредством культивирования особого внутреннего опыта средневековый ум думал о мистическом, как об «экзотерической динамике внутри обыденного, отрицательной диалектике обыденного». Короче — заключает Тёрнер — «экспириенциализм представляет собой “позитивизм” христианской духовности. Он ненавидит опытный вакуум апофатического и вторгается в него, наполняя его пространством психологистики».