Новый взгляд на трансперсональную теорию: человеческая духовность с точки зрения соучастия

В заключение этого раздела я бы хотел ответить на возможное возражение против освободительного значения точки зрения соучастия. Могут утверждать, что хотя точка зрения соучастия теоретически может освободить нас от картезианства, она не способна сделать этого на практике, поскольку двойственность субъекта и объекта нельзя снять с помощью любой формальной модели, но можно превзойти только в пространстве человеческой жизни. По-видимому, так может считать Уилбер, который указывает (Wilber, 1997b), что субъект-объектный дуализм может преодолеваться только на постформальных стадиях развития сознания. Я полностью согласен с духом этого замечания. Ценность не-картезианских теорий близка к нулю, если они становятся всего лишь новыми «теориями» для картезианского эго. Однако, я должен добавить, что разные метафоры и концептуальные схемы могут способствовать либо сохранению картезианского сознания, либо его превосхождению. По причинам, описанным выше, я твёрдо верю, что точка зрения соучастия может быть мощным инструментом для поощрения такого преобразования.

   ​ Сопричастное познание и духовный поиск

Показав, что точка зрения соучастия устраняет многие из вредных следствий современного субъективно-опытного понимания трансперсональных феноменов, я теперь хочу высказать предположение, что она, кроме того, более согласуется с духовными целями созерцательных традиций. Этот момент крайне важен, поскольку, по моему мнению, трансперсональные исследования не должны быть отделены от духовного поиска, а напротив, должны быть поставлены на службу духовного преобразования личности, взаимоотношений и мира.

Короче, поворот к соучастию делает трансперсональные исследования более согласующимися с духовным поиском, поскольку цель большинства созерцателей состоит не в том, чтобы «иметь опыт», а в достижении особых интуитивных состояний и соучастии в них. В этой связи весьма уместны часто цитируемые слова Уильяма Джеймса (James, 1902/1961): «Хотя мистические состояния так похожи на состояния чувств, тем, кто их переживает, они также кажутся состояниями познания. Они представляют собой состояния интуитивного проникновения в глубины истины, не понятной дискурсивному интеллекту. Это озарения, откровения, полные значения и важности». Или, как пишет Болле (Bolle, 1968) в своей небольшой классической книжке об изучении религии: «Мистический опыт — это больше, чем “просто” опыт, это познание».

Особый характер этих интуитивных состояний заключается в том, что они обладают освобождающей природой: духовное знание — это знание, которое освобождает. Безусловно, природа этого освобождения может существенно различаться от традиции к традиции. Мне следует здесь пояснить, что я вовсе не предлагаю универсалистского понимания духовного знания и освобождения. На мой взгляд, у человеческих существ могут быть различные способы сотворчества своего соучастия в Тайне и отхода от эгоцентрических стилей бытия. Я просто говорю, что большинство созерцательных традиций занимаются в первую очередь возникновением определённых онтологически-эпистемических событий соучастия, ассоциирующихся с такими понятиями, как «освобождение», «спасение» или «просветление» (11).

Этому не следует удивляться. В конце концов, большинство созерцательных традиций — в особенности те, что распространены в Индии — по существу, формулируют духовную проблему человеческого рода в эпистемологических терминах; экзистенциальное и духовное отчуждение, в конечном счёте, обусловлено неведением (авидъя) — неправильными представлениями о собственной природе и природе реальности, ведущими к пристрастиям, привязанностям, эгоцентризму и другим нездоровым склонностям. Поэтому обретение окончательного освобождения (мокша, нирвана, и т. д.) происходит не от медитативного опыта как такового, а от мудрости (праджня), от непосредственного знания «вещей, как они есть на самом деле» (напр., Hopkins, 1971; Potter, 1991) (12). Таким образом, конечная цель большинства созерцательных традиций достигается не вхождением в какое‑либо изменённое состояние, экстаз или транс, но преодолением заблуждения и неведения. По словам Шанкары: «Поскольку первопричиной этого существования в круге перерождений служит неведение, желанно его уничтожение. Поэтому необходимо знание Брахмана. От этого знания происходит окончательное блаженство» (Upadesasahasri, 1:5; в Mayeda, 1992). Или, как пишет Наср (Nasr, 1989) о цели практически всех духовных традиций: «Мудрая точка зрения видит в знании средство избавления и свободы, того, что индуисты называют мокша. Знание означает избавление» (13).