Гэйбон начал атаку. Слишком рано, но его единственная надежда – оказаться как можно ближе к фургону, пока ряды солдат еще не окончательно поредели. И надежда действительно единственная. Сквозь раскаты грома и грохот взрывов донесся нестройный крик: «За Илэйн и Андор!». Пусть нестройный, но громкий. Знамена гордо реяли на ветру. Красивое зрелище, если не думать о том, сколько гибнет воинов. Кони и всадники, в которых попадали огненные шары, просто испарялись, а тех, кто находился поблизости, расшвыривало в разные стороны. Некоторые умудрялись даже подняться снова. Лошадь без наездника сначала стояла на трех ногах, рванулась было прочь, но упала.
– Это? – недоверчиво переспросила Чанелле. – У меня нет ни малейшего желания смотреть, как гибнут люди.
Очередная полоса погибельного огня выжгла дыру в линии атакующих, после чего, словно нож, вошла в землю, прорыв канаву к фургону, и пропала. Снова полегло много ополченцев, однако не так много, как могло бы. Бергитте видела такое в сражениях во время Троллоковых Войн, когда в бою использовали Силу. На каждого лежащего неподвижно человека приходилось двое или трое, упорно старающихся подняться на ноги или пытающихся остановить кровь. На каждую мертвую лошадь – двое животных, стоявших на дрожащих ногах. Ливень из молний и огненных шаров не иссякал.
– Тогда останови это, – просто ответила Бергитте. – Если они убьют всех, или столько, что все остальные побегут, мы потеряем Илэйн. – Не навсегда. Да, сгореть ей на месте, она до конца жизни будет выслеживать ее, лишь бы увидеть ее свободной, однако одному Свету ведомо, что с девушкой станется к тому времени. – Сделка Зайды будет сорвана. И виноваты будете
Утро выдалось не особо теплым, и, тем не менее, на лбу Чанелле бусинками проступил пот. Огненные шары и молнии сыпались теперь на всадников Гэйбона. Женщина, сжимающая жезл, вновь подняла руку. Даже без зрительной трубы, Бергитте была уверена, что жезл нацелен прямо на Капитана. Он тоже наверняка видел это, но не стал ни на шаг сворачивать в сторону.
Внезапно сверкнул еще один зигзаг молнии. Он ударил в женщину с жезлом. Ее отбросило в одну сторону, а коня – в другую. Одна лошадь из упряжки рухнула на землю, а другие принялись взбрыкивать и взвиваться на дыбы. Животные бросились бы прочь, если бы не мешал вес мертвого тела. Остальные лошади тоже метались в стороны и вставали на дыбы. Дождь из огненных шаров и молний прекратился, пока Айз Седай успокаивали обезумевших животных, стараясь при этом удержаться в седле. Возница даже не пытался урезонить упряжку, а спрыгнул с козел и, обнажив меч, ринулся навстречу атакующим. Зеваки в Нижнем Кэймлине бросились уносить ноги, на сей раз подальше от места событий.
– Этих берите живьем! – поспешно спохватилась Бергитте. Не то, чтобы она хотела оставить преступниц в живых, – в любом случае, их ждет казнь, как Приспешниц Темного и убийц, – однако в том треклятом фургоне Илэйн!
Чанелле чопорно кивнула, и всадники, окружавшие фургон, стали вываливаться из седел и падать на землю, словно им связали руки и ноги. Так, на самом деле, и было. Возница, мчащийся навстречу нападавшим, упал лицом вниз и остался лежать, извиваясь.
– Женщин я оградила щитами, – добавила Чанелле. Даже удерживая Силу, семь Приспешниц не могли бы превзойти Круг из восьми женщин.
Гэйбон вскинул руку, и атакующие сбавили шаг. Удивительно, все произошло так быстро. Шеренги не успели преодолеть и половины пути к фургону. Поток ополченцев, проходящих сквозь врата, не ослабевал. Вскочив в седло, Бергитте помчалась к Илэйн.
Глава 33
Девять из десяти
Приспешницы Темного решили не испытывать судьбу. Помимо того, что Илэйн оградили щитом, Тимэйл с каким-то злобным удовольствием скрутила ее в тугой узел, так что голова оказалась зажатой между коленей. Мышцы нещадно ныли, оттого что приходилось мириться с этим неудобным положением. Рот ей заткнули грязным лоскутом, у которого был мерзкий масляный вкус, затянув его на затылке так туго, что ткань врезалась в уголки рта, – видимо, предполагалось, что таким образом она не сможет позвать на помощь у ворот. Но Илэйн и не собиралась, – своими воплями она просто обрекла бы на гибель часовых, стоявших на посту. Она чувствовала, что шестеро Черных сестер удерживали