Нож сновидений

Три Айз Седай стояли вместе, сжимая в руках поводья, и тоже сердито косились на шончан; Блерик и Фен делали то же самое, поглаживая рукояти своих мечей, в чем они вряд ли отдавали себе отчет. Джолин и оба ее Стража были единственными, кого потрясло желание Шерайне вернуться с Туон – чтобы понять реакцию Айз Седай на какое-либо событие, нужно наблюдать за реакцией ее Стражей, – однако воспоминания об ошейниках были так свежи в памяти Эдесины и Теслин, что они чувствовали себя крайне неуютно подле шончанских солдат. Бетамин и Сита смирно стояли чуть поодаль от сестер, сложив руки на талии. Светло-гнедой Бетамин тыкался носом ей в плечо, и высокая женщина подняла было руку, чтобы погладить животное, но, передумав на полпути, снова приняла смиренную позу. Бывшим сул’дам опять не было позволено принимать участие в битве. Джолин с Эдесиной дали ясно это понять, но создавалось такое ощущение, что они просто не хотели отпускать их от себя, опасаясь, что те что-нибудь натворят. Шончанки старательно и самым очевидным образом избегали смотреть на шончанских солдат. Как бы то ни было, и Бетамин, и Сита, и Лильвин не представляли никакого интереса для Музенге и его людей. В воздухе чувствовалось такое напряжение, что Мэту казалось, чтоб ему сгореть, будто петля снова захлестнула его шею.

Типун нетерпеливо ударил копытом, негодуя, что приходится так долго стоять на одном месте, и Мэт потрепал коня по шее, после чего почесал заживающий шрам у себя на щеке. Мази Туон, как она и предупреждала, щипали нещадно, но, судя по всему, действовали. Однако поджившие недавно шрамы жутко чесались. Туон. Его жена. Он женат! Мэт знал, что рано или поздно это случится, знал об этом довольно давно, и все же… Женат. Ему следовало бы ощущать… ощущать себя иначе… как ни странно, в ощущениях мало что изменилось. И он собирается оставаться таким же, и сгореть ему синим пламенем, если это будет не так! Если Туон рассчитывает, что Мэт Коутон остепенится, бросит играть в кости или еще что-то подобное, она будет сильно разочарована. Вроде как ему теперь положено перестать волочиться за женщинами, а тем более завязывать с ними интрижки… Однако он вовсе не собирается перестать с ними танцевать. И смотреть на них. Но только не тогда, когда драгоценная жена рядом. Чтоб ему сгореть, он понятия не имеет, когда они в следующий раз окажутся вместе. Его вовсе не тянет туда, где она будет командовать, тем более после всех этих рассказов о всяких виночерпиях, стремянных и женитьбах во имя службы на благо империи. И как, интересно, их брак может послужить на пользу проклятой империи?

Музенге оставил десятерых солдат и пятерых огиров, облаченных в красно-черные доспехи, и рысцой направил своего вороного мерина к Мэту. Телосложение коня шончанина говорило о резвости и выносливости – так, по крайней мере, показалось Мэту на первый взгляд. Сам Музенге был крепок, коренаст, с виду вынослив и производил впечатление уравновешенного человека. Его обветренное лицо хранило жесткое выражение, а глаза блестели, как отполированные камни.

– Прошу простить меня, высочайший, – сказал он, тягуче произнося слова, и стукнул кулаком в латной перчатке по кирасе, – но разве людям не пора продолжить работу? – Он растягивал слова еще хуже, чем Селусия, так что порой было очень сложно разобрать, что же он говорит. – Перерыв и так уже слишком затянулся. Вряд ли они успеют закончить вал до того, как появится предатель.

Мэту было интересно, сколько же времени шончанину понадобится, чтобы обратить на это внимание. По его прикидкам, он должен был спохватиться немного раньше.

Сняв шлемы, оставлявшие открытыми лица, но не расстегивая латных нагрудников, арбалетчики сидели прямо на земле позади длинного изогнутого вала где-то в треть круга, который был сложен из земли, вынутой из тянущейся перед ним траншеи глубиной в четыре фута. Перед траншеей были вкопаны заостренные колья, линия которых уходила немного дальше, чем концы выкопанного рва. Все это было сделано достаточно быстро. Пехотинцы должны уметь не менее ловко орудовать лопатой, мотыгой и топором, чем оружием. Коннице тоже не помешали бы подобные навыки, однако убедить конников в этом было не так-то просто. Пехота же отлично понимала: им же самим лучше, чтобы врага, если возможно, отделяло от них какое-нибудь укрепление. Сейчас же инструменты были беззаботно разбросаны вдоль траншеи. Некоторые воины играли в кости, другие просто отдыхали, а кто-то даже дремал. Солдат спит тогда, когда есть возможность. Были и те, кто читал книги. Подумать только – читали! Это ж надо! Среди них расхаживал Мандеввин, теребя свою наглазную повязку, и то и дело склонялся к знаменщику и что-то ему говорил. Здесь был еще и один-единственный конный копейщик, он стоял возле своего коня, всем видом давая понять, что не имеет ничего общего с арбалетчиками. Однако копья у него не было. Вместо него он сжимал длинное древко знамени, свернутое полотнище которого наполовину скрывал кожаный чехол.