Нулевая долгота

«Что же это был за человек»? — подумал Ветлугин, и еще более пугающая мысль неприятным нервным импульсом уколола мозг: он жив! И тогда все проще, приземленнее: Пошатаев не любил Элизабет Баррет, забыл ее сразу, как покинул это фермерское убежище, женился на родине, у него дети, семья, и тревожить былое — неправомерно, просто нельзя! Зачем же разрушать высокую веру миссис Баррет, ее светлую надежду?!

Ветлугин вдруг осознал, в какой тяжелой ситуации он оказался. Теперь стало ясно, что все это он должен был представить до прихода к миссис Баррет и просто по телефону уточнить какие-то данные об этом Георгии Пошатаеве. Он осознал, как прав Гарольд Баррет, не желающий раскрытия тридцатилетней тайны, потому что он боится узнать неприглядную правду, естественную житейскую историю, далекую от романтики. Он другого ответа не представляет, не может представить, и это теперь невозможно представить самому Ветлугину, если, конечно, Георгий Пошатаев жив.

Ветлугин впервые переступил грань между жизнью и смертью, и это его испугало. Он сообразил, что Гарольд Баррет хотел бы, чтобы Пошатаев был мертв. Он хотел бы не разрушать тот светлый образ, который хранит память. Ведь Пошатаев в годы войны был для него «братом и другом». Более того: мужем его сестры. А если он жив, то какое свалится на Барретов разочарование, какое несчастье на Элизабет, разрушение всего! И повинен в этом будет он, Ветлугин…

* * *

Комната миссис Баррет была небольшой и уютной. Из окошка открывался вид на лесистый склон горы, залитый неярким вечерним солнцем. У подножия паслось стадо коров. И именно это изображалось на картине, которая не приглянулась Ветлугину в гостиной. Солнце садилось за домом, и потому в комнате миссис Баррет был сумрак. Она зажгла свет, и на трюмо напротив большой старинной кровати, занимавшей почти половину комнаты, Ветлугин увидел фотокарточку в красивой серебряной рамке: двое молодых мужчин и девушка. Миссис Баррет бережно взяла ее, по привычке сдула пылинки и протянула Ветлугину. Гарольда и Элизабет Баррет он узнал сразу, а третьим был Пошатаев. Элизабет держала его под руку, даже чуть отстранившись от брата, и на ее лице застыла тихая нежная радость. В Георгии покорял ясный взгляд добрых глаз и застенчивая улыбка. Ветлугин подумал, что, когда встречаешь такие глаза и такую улыбку, никогда не заподозришь человека в подлости, ни в неверности, а тем более в предательстве.

— Мы сфотографировались сразу после войны, — пояснила Элизабет Баррет. — Через неделю Джордж отплыл в Веймут. Оттуда он прислал мне письмо. Больше мы ничего о нем не могли узнать.

В своей комнате Элизабет Баррет была раскованной, мечтательной, и Ветлугину даже показалось, что она помолодела. Из ящичка трюмо она легким уверенным движением извлекла листок бумаги — пожелтевшее письмецо Пошатаева из Веймута — и протянула ему. Она предложила Ветлугину присесть на кресло у окна, а сама опустилась на кровать, положив руки на колени.

Моя самая дорогая единственная Лиза, — читал Ветлугин. Слово «Лиза» было написано по-русски. — Мы благополучно прибыли в Веймут, а завтра отправимся в Портсмут, где я встречусь с нашим майором. Мне очень грустно без тебя, без Гарольда, без твоих отца и матери. Я не нахожу себе места. Завтра решится моя судьба. Я думаю, что все будет хорошо. Когда все станет ясно, я напишу тебе новое письмо и сообщу адрес. Я верю, что мы будем вместе. Я очень люблю тебя, Лизонька. — И опять слово «Лизонька» было написано по-русски. — Я не представляю свою жизнь без тебя.

Всегда твой

Джордж.

6 июня 1945 года

Когда Ветлугин посмотрел на Элизабет Баррет, она беззвучно плакала. Она вытирала платочком глаза и была жалкой и беспомощной.

— Он больше никогда не написал мне, — прошептала она обидчиво. — Но я не верю, что он меня забыл. Помогите мне. Пожалуйста, помогите мне хоть что-нибудь узнать о нем.

Она начала вспоминать, как бы не замечая Ветлугина. Она смотрела в окно на зеленый склон горы, и такая рвущая сердце тоска была в ее остановившихся серых глазах, что именно в эту минуту Ветлугин твердо решил непременно все разузнать о Георгии Пошатаеве.