Его недвижимость отягощалась «трансграничным» статусом обладателя. У Нуреева было австрийское гражданство, но умер он в Париже. Он оставил активы в Лихтенштейне, Италии, Франции, Монако, на Карибах и в США. Точная стоимость его состояния была неизвестна, хотя приблизительные оценки варьировали от двадцати пяти до тридцати миллионов долларов.
По завещанию, подписанному в Париже 14 апреля 1992 года, Нуреев оставил все свои европейские активы, а также дом на Сен-Бартелеми, ферму в Вирджинии, права на свои балеты и все банковские счета Фонду содействия балету. Созданный им в 1975 году, этот фонд управлялся из Цюриха, хотя его головной офис находился в Лихтенштейне, бывшем райским «убежищем налогоплательщиков» благодаря законам о тайне вкладов. В другом, дополнительном завещании, подписанном в Нью-Йорке 28 апреля 1992 года, Нуреев назвал единственным получателем его американских активов недавно учрежденный Танцевальный фонд Рудольфа Нуреева с офисом в Чикаго. Американский налоговый адвокат Нуреева, Барри Вайнштейн, специально создал новый фонд, чтобы отделить американские активы Нуреева от тех, что попали под европейскую юрисдикцию.
Основание обоих фондов преследовало две задачи, занимавшие Нуреева: избежать налогов на имущество и увековечить свое имя и наследие. Но в скором времени его наследие стало предметом споров. В соответствии с завещаниями Нуреева и письмами-напоминаниями его исполнителям оба фонда должны были поддерживать балетные спектакли, обеспечивать новые постановки и предоставлять гранты труппам и молодым танцовщикам.
Кроме этого, Европейский фонд должен был финансировать исследования по проблематике ВИЧ/СПИД и лечение заболевших им танцовщиков. А также помогать перспективным российским танцовщикам, желающим обучаться балету на Западе (при условии, что они впоследствии «будут вносить вклад в развитие танцевального искусства в стране моего происхождения, где я начал карьеру танцовщика», оговорил специально Нуреев). А для увековечивания его достижений в танце и творчестве костюмы, текстильные изделия и музыкальные инструменты артиста надлежало выставить на публичное обозрение: «Такова моя воля, и я даю обязательные для исполнения предписания своим поверенным обеспечить капиталом и имуществом, либо доходами с них, увековечивание моего имени в музее или выставочной галерее в память о моем стиле жизни и карьерном росте, как личности и танцовщика, которого я добился в хореографическом искусстве и в музыке…» Нуреев надеялся, что музей буден создан в Париже. В его первом завещании этот город был сначала назван «центр моей жизни», а потом эти слова были исправлены от руки на фразу «важная часть моей жизни» (скорее всего, с целью избежать возможных налоговых претензий со стороны французских властей).
На Европейский фонд была возложена и еще одна задача: проконтролировать передачу завещательных даров Нуреева его семье. Рудольф оставил по двести тысяч долларов Розе, Разиде и дочери Лиллы, Альфие, и по пятьдесят тысяч долларов Гюзели, сыну Альфии Руслану, и двум племянникам, Юрию и Виктору. Кроме того, Нуреев предоставил своей сестре Розе и племяннице Гюзель пожизненное право на бесплатное проживание в принадлежавших ему небольших квартирах, а сестре Разиде и племяннице Альфие – право на проживание в одном из домов на его ферме в Вирджинии. Европейский фонд должен был взять на себя все расходы, понесенные его уфимскими родственниками при эмиграции в США, а также расходы на учебу за рубежом его племянниц, племянников и внучатого племянника, при условии серьезности их намерений по получению такого образования.
После смерти Нуреева его фонды поспешили избавиться от его активов, и в первую очередь от содержимого его квартир в Париже и Нью-Йорке. А это были не только картины, предметы мебели, ковры и костюмы Нуреева, но и его личные вещи, включая семейные фотоальбомы и фотографии в рамках Эрика Бруна, Марго Фонтейн и матери Рудольфа, Фариды. «Кристис» вскоре объявил о продаже с торгов вещей и балетных реликвий Нуреева. Нью-йоркский аукцион должен был состояться в декабре 1993 года, а Лондонский – в январе 1994 года.
Но едва сотрудники «Кристис» приступили к составлению каталога и фотографированию имущества в нуреевской квартире на набережной Вольтера, как туда пожаловала Гюзель в сопровождении своего адвоката и шерифа. Они быстро опечатали квартиру. Гюзель и Роза подали иск против Европейского фонда, обвинив его в нарушении завещательных распоряжений Рудольфа. Нуреев хотел, чтобы его коллекции хранились и экспонировались в музее, утверждали они, а вовсе не желал, чтобы их пустили с молотка. Вдобавок ко всему, Гюзель и Роза усомнились в действительном намерении Нуреева передать большую часть своего имущества фонду, а не семье. Они считали, что его адвокаты воспользовались ослабленным состоянием Рудольфа, чтобы ввести его в заблуждение ради собственной выгоды – за счет его родственников.