Нырнуть без остатка

Больше похоже на правду.

– Возможно, – соглашаюсь я, и на лице королевны появляется оскал, – только не тебе это решать.

Она психует, я не слушаю, удаляюсь от нее, смакуя мысль, которая дает второе дыхание: они расстались. Что бы ни случилось потом, сейчас с ней его не связывает ровным счетом ничего.

И разом наш поцелуй становится прекраснее, а образ Никиты в голове светлее. Он не мог, я ведь знала. Это не похоже на него – предательство, измена. Поцелуй – это ведь измена, да?

И если все не так, как кажется, может быть, нам все-таки можно…

– Что за Бритни Спирс тебе докучает? – спрашивает охранник на входе.

– Да неважно, – отмахиваюсь я, – перепутала меня с кем-то.

– Недобрым взглядом она тебя провожала, кроха. Осторожнее.

– Хорошо, – соглашаюсь я, когда он тормошит мне волосы, и понимаю, что еще услышу об этом на работе.

Сегодня я много тренируюсь сама – во мне бурлит энергия и силы. Я давно не была на таком подъеме. Бегаю, приседаю, даже подтягиваюсь. Волк в ужасе смотрит на меня и ничего не понимает. Я сама плохо соображаю, просто знаю: мне нужно что-то делать, чтобы не сойти с ума! Потому как все – абсолютно и тотально все – мысли только о Никите.

– Маугли, – зовет Кощеев, когда я делаю третий подход прыжков. – Дуй на вызов.

– Сама?

– Да, снова дурацкий «Рассвет», четвертый раз. Кто-то и правда издевается над семейкой.

– И ты не поедешь контролировать каждый мой шаг?

– У нас снова Ворошиловский.

– Опять?

– Да, страх потеряли. Наводка пришла из таксопарка. В одно и то же место нариков за закладками возят. Они умнее стали, обратно другие тачки вызывают, но нужно проверить.

– Удачи вам.

– И тебе.

Кажется, сам Кощей удивлен, что наш диалог не завершился колкостями.

Что ж, приходится сосредоточиться на работе. Честно? Я даже рада. И Волку лишняя тренировка не помешает.

Мы долго и нудно обшариваем торговый центр. Я пытаюсь понять, для чего устраивают весь этот цирк. Неужели общество защиты окружающей среды, о котором на днях говорил Макаров, и правда затеяло такую полномасштабную войну с Горскими? Все склоняются к подобной версии. Может, и так. Но мне чудится за этим нечто большее. Слишком продуманно: я читала, что стройка приостановлена, акции фирмы упали, идут забастовки. Неужели все это из-за диких животных? Плохо верится.

– Ничего не нашли? – интересуется охранник с широким размахом плеч и сединой в волосах.

– Нет, – отвечаю в ожидании водителя.

– Вы знаете, – он мнется, будто борется с собой, но все же продолжает: – Я минут за десять до звонка отлучился по нужде. И… ну, у туалета столкнулся с парнем странным. Тот, как увидел меня, сбежал.

– Сможете описать его?

– Не знаю, он был в капюшоне.

В капюшоне. Я замираю. В этот самый миг Волк оживляется и со всех ног бросается вперед. Я чуть не падаю – так дергается поводок. Но затем в толпе на улице, где собрались посетители, в сумерках мелькает чертов капюшон, который, завидев нас, разворачивается и пытается сбежать.

Я пересекаю улицу и кричу парню, охраняющему парковку, чтобы задержал подозреваемого, но тот лишь растерянно хлопает глазами.

– Стой! Применяю собаку! – я предупреждаю, но человек в черном не реагирует и несется что есть мочи. – Волк, взять его!

Всего несколько мгновений, и мой герой впивается зубами в руку беглеца. Я торжествую. Это будет наша первая «раскрывушка».

Ничего не замечаю вокруг, переставляю ноги быстрее. А в следующую секунду слышу сигнал слева. Оборачиваюсь, и меня слепит свет фар.

Глава 21

Никита

Вчера в бассейне с Радой все пошло не по плану, но подумать об этом я не успеваю – приезжаю и отключаюсь. Зато утро наваливается тяжким грузом, стоит открыть глаза. Душ плохо помогает. Кофе тоже. Выхожу на пробежку, ставлю на максимум «Моби» и топлю вперед. Обычно за пару кругов в голове проясняется: удается разложить все по полкам, проанализировать. Но не в этот раз. Девчонка рвет привычные алгоритмы и не поддается разбору.

Я не планировал ничего из вчерашнего. Неделя выдалась дерьмовая. Немецкая медицина не оправдала ожиданий, рука все больше сводила меня с ума. Когда я вернулся в Южный, проехал сорок километров из аэропорта и зашел в пустой дом, стало еще хреновее. От тупой безысходности. Цель всей жизни ускользала, как мираж в пустыне, а я напоминал себе того самого путника – замученного жаждой, без сил, отчаявшегося.

Почти в тридцать лет осознать, что ничего не добился, не самая приятная штука.

После аэропорта полночи просидел на кухне, нервно перебирая в голове все, что происходит в моей жизни – событие за событием, выискивал дурацкий баг в матрице. Спал всего лишь пару часов, а утром решил выбираться из клетки. Одиночество плохо влияло на меня, сжирало изнутри, изнуряло.