Девушка обняла его, повернувшись, и помолчав, проговорила: «Мне очень, очень приятно. А
как ты думаешь, - она подняла аквамариновые глаза, - я твоей матушке понравилась? Она
мне очень, очень понравилась, - Рэйчел вздохнула, - она такая добрая, и так много знает».
-Понравилась, конечно, - Питер разлил вино, и вдохнул свежий, соленый ветер с залива.
Ставни были распахнуты, и он, взглянув на море, сказал: «Ну, корми меня, а потом – он
вдруг улыбнулся, - я обещаю, я на тебе ничего, кроме этой жемчужины, не оставлю».
Рэйчел густо покраснела, и, накладывая в фаянсовую миску креветки, пробормотала:
«Кровать скрипит, надо бы починить перед отъездом».
-Починю, - отозвался муж, принимаясь за еду. «А стол, - он пошатал его рукой, - не скрипит,
любовь моя. Так что, - он ласково посмотрел на нее, - иди-ка сюда». Рэйчел села к нему на
колени, и, отпив вина, задумчиво сказала: «Я самая счастливая женщина во всей Англии».
-Я, - Питер стал кормить ее креветками, -сделаю все, чтобы ты такой и оставалась, любовь
моя.
Летнее, яркое солнце заливало верфь, и Николас Смолл, прищурившись, глядя на корабль,
стоящий на стапелях, снял холщовый фартук и повернулся к Уильяму: «Ну, волнуешься?».
Юноша покраснел, и, встряхнув головой, ответил: «Ты же ее делал, дорогой племянник, так
что нет – не волнуюсь».
-Я все на совесть делаю, - заметил Николас, и, повернувшись, помахал рукой жене, что
стояла у ворот. «Папа! Папа!», - закричал Грегори, и Марта, отпустив его, взяв удобнее
дремлющего Томаса, сказала старшему сыну: «Ну, беги!»
Она подняла голову и рассмеялась – в темно-голубом, прозрачном, высоком небе парила
стая чаек. «Все хорошо», - шепнула Марта, целуя малыша в русую голову. «Вон – десять
месяцев ему, а уже крепко на ногах стоит, Грегори тоже – в его возрасте пошел».
Грегори взял отца за большую руку и серьезно сказал: «Я тоже буду строить, как ты».
Николас рассмеялся и подхватил мальчика на руки: «А как же! Года через два, как шесть
тебе будет –придешь сюда».
-Так, - он повернулся к Уильяму, - на юте все готово, там твой капитан будет, мистер Эндрюс,
он там уже, адмирал, - он крестит, ну и все мужчины. А для женщин мы галерею построили,
на берегу прямо, вон, там балдахин шелковый, так что и в тени будут, и все увидят. .
Уильям взглянул на синюю воду Темзы и спросил: «А что это лодок так много?»
-А, - рассмеялся Николас, - ты же не крестил никогда еще. Ну, посмотришь. Пошли, -
мужчина подтолкнул юношу, - вон, капитан нам рукой машет. Марта тут всех встретит, не
волнуйся. А потом – у нас сядем, погода хорошая, так что в саду можно, всем места хватит.
-Да, - мечтательно сказал Уильям, идя вслед за мастером к стапелям, - там у вас сейчас
красиво, цветет все.
-У нас всегда все цветет, - усмехнулся Николас, помогая сыну подняться по трапу на
корабль.
Кареты остановились у ворот верфи и Мирьям, выглянув из окна, ахнула: «Тетя, как тут
чисто! И смотрите, даже дорожку ковровую положили!»
-А как же, - отозвалась Марфа, глядя в окно. «Да впрочем, тут всегда чисто, у нас по-другому
не бывает. Ты же вчера была там, у Марты, очаг разожгла?»
-А как же, - Мирьям оправила свое платье бронзового шелка. «Мы с ней вчера весь день
готовили, и посуду новую я привезла. Хлеба напекла столько, что еще на неделю хватит. Мы
с Хосе сейчас поздороваемся с ней и туда пойдем, будем вас всех ждать.
Рэйчел, что сидела в углу кареты, вдруг покраснела, и Мирьям, наклонившись к ней,
шепнула: «А твое письмо я дону Исааку и донье Хане передам. Не надо бояться, они не
рассердятся, они только рады будут! И приезжайте к нам в Амстердам, обязательно!»
Марфа окинула взглядом невестку – та была в шелковом, голубовато-зеленого цвета платье,
отделанном брюссельскими кружевами, на белой шее переливалась большая, оправленная
в золото жемчужина, и ласково сказала: «Сияешь вся».
-Матушка, - Рэйчел зарделась, и Тео, что лежала на бархатном сиденье, сонно подняла
голову. «Приехали уже?», - поинтересовалась девочка, подбираясь ближе к Рэйчел.
-Да, милая, - та поцеловала ее в затылок и пригладила белокурые волосы. «Смотри, твоя
тетя Марта к нам идет».
-Корабль! – восторженно проговорила Тео. «Мой папа тоже на корабле, он скоро приедет!»
-А как же, - отозвалась Марфа, и, приняв руку мужа, спустилась на расстеленный у входа
персидский ковер.
В соседней карете Полли строго сказала мальчикам: «А ну встаньте!». Она оглядела сына и
брата, и, пробормотала: «Ну, вроде все хорошо».
-Я бы мог и на лошади поехать, - недовольно сказал Александр. «Я уже большой».
Полли вздохнула, качнув бархатным, с пучком темно-красных перьев, беретом: «То ведь не
наши лошади, а наемные, милый мой, с пристани. Ты пока не взрослый – с ними
управляться».
-Ну, бегите, милые, - велела им Мияко-сан, - вон, мужчины все спешились уже.
Анита посмотрела на отца, что стоял рядом с адмиралом, и тяжело вздохнула: «И почему
мне нельзя на корабль, там все со шпагами будут, и Уильям тоже».
-Мне кажется, - лукаво заметила Полли, помогая мачехе выйти из кареты, - одной знакомой
мне девочке надо выбрать – кто ей нравится больше – тот друг, что живет в Париже, или тот
друг, что уезжает в Индию?