o 0a115616b968c99b

-Хорошо! – бодро крикнул Элияху. «Все поели, посуда на кухне, ложатся спать, как велено

было».

Мать появилась на пороге, и, зорко оглядев комнату, - вдоль стены стояли массивные,

открытые шкафы орехового дерева, набитые серебряной посудой, на буфете – высокие

подсвечники, стол был укрыт бархатной скатертью, сказала через плечо:

-Элишева, переоденься и приберись там. Я сама подготовлю комнату для наших гостей. А, -

она ласково посмотрела на старшего сына, - ты заниматься хотел?

-Да, но сначала, я к младшим схожу, посмотрю, как там они, - улыбаясь, сказал мальчик. «А

что, у нас гости?».

Но тут из-за спины матери показалась девчонка лет пяти, в простом платье, и, подняв на

Элияху глаза небесной синевы, требовательно спросила: «Ты кто?».

-Это мой сын, Мария, - терпеливо сказала Мирьям Горовиц, - Элияху. Ему тринадцать лет.

Девчонка была вся маленькая, изящная, с каштаново-рыжими косами, белокожая, с

розовым, легким румянцем на гладких щеках. Она выпятила губу, и, осмотрев Элияху с ног

до головы, повернувшись к Мирьям, капризно сказала: «Мы хотим есть!».

-Я сейчас накрою на кухне, - крикнула Элишева.

-Ты накроешь здесь, в столовой, - велела мать. «Элияху, ты поднимись наверх, посмотри,

все ли в порядке, а потом сходи за отцом в ешиву, пожалуйста. Извинись, и скажи, что мне

надо с ним поговорить, как можно быстрее».

-Хорошо, - непонимающе сказал Элияху, и принялся собирать свои тетради. «Я помогу, -

раздался сзади звонкий голос, и девчонка, приподнявшись на цыпочках, ловко и быстро

сложила их в стопку.

-Куда отнести? – спросила она, глядя в его темно-серые, цвета грозовых туч, глаза.

-Я сам, - буркнул подросток и краем глаза заметил простой, деревянный крест на бечевке,

что висел на шее у девчонки.

-Мама! – потрясенно повернулся он к Мирьям, и только тут заметил резкую, глубокую

морщину на высоком, белом лбу матери.

-Иди, пожалуйста, сыночек, - тихо попросила она, стягивая на плечах кашемировую шаль.

«Приведи папу».

В передней на сундуке сидела какая-то женщина в синем платье и платке. Элияху увидел ее

пустой, остановившийся взгляд и вежливо спросил: «С вами все в порядке, пани?».

Она даже не отозвалась, и Элияху, пожав плечами, прикоснувшись на ходу пальцами к

мезузе, - выбежал во двор. За воротами было шумно, и он, открыв их, увидел небольшую

кучку людей, что стояла на той стороне узкой улицы.

-А я вам точно говорю! – раздался чей-то высокий женский голос. «Я сама видела, жидовка

ее сюда увела, сейчас соберут кагал свой и будут христиан мучить, кровь у них выпускать,

как у того ребенка святого, что в Италии умер, от рук жидовских!»

Элияху вздохнул и быстро пошел по Казимежу к большой, похожей на крепость, главной

городской синагоге.

Девочка свернула разложенную на коленях салфетку, и вежливо сказала: «Спасибо, очень

вкусно». Мирьям посмотрела на пани Эльжбету – та сидела перед полной тарелкой,

устремив глаза на шкаф с посудой, что стоял напротив.

-Ей говорить надо, - Мария поймала взгляд Мирьям. «Тогда она все делает, что надо. А так, -

девочка вздохнула, и развела руками, - с места не сдвинется».

Мария громко сказала: «Ложка!»

Женщина вздрогнула, и, нащупав ложку, подняла ее. «Ешь!», - так же громко велел ребенок.

Пани Эльжбета начала есть.

-Ну вот, - деловито продолжила девочка, грызя бублик, - из Киева мы во Львов пошли, а

потом – в Ченстохов, Варшаву, и теперь сюда. Три года уже ходим, ну да Господь милостив,

не бедствуем, люди подают, на хлеб и ночлег хватает».

-Твой отец на Москве, - тихо, глядя в синие глаза девочки, сказала Мирьям. «Его зовут

Федор, Федор Воронцов-Вельяминов».

-Рыжий, - сказала Мария, и, оглянувшись, подтащила к себе еще бублик. «Я помню, он

рыжий был. А Черный Иван – не мой отец, ну да я это сразу поняла, хоть они с мамой и

повенчались. Мама тогда уже не в себе была, не знаю, почему, - девочка пожала плечами.

-Что за Черный Иван? – похолодев, спросила Мирьям.

-Не знаю, - грустно сказала девочка. «Он с мамой спал в одной постели, я помню. Ну да мы

ушли оттуда, - она махнула рукой куда-то на восток. «Так у меня братья есть? – девочка

оживилась.

-Петр и Степан, - сглотнув, ответила женщина. «Одному шестнадцать, а другому, - она

задумалась, - двенадцать, Элияху моему почти ровесник».

-А где он, ну, сын ваш старший? – заинтересованно спросила Марья, и, покосившись на

пустую тарелку матери, велела: «Руки салфеткой вытри, встань и на кухню отнеси. Потом

приходи сюда и садись».

-Господи, - подумала Мирьям, - бедное дитя. Нет, нет, надо немедленно их в Лондон

отправлять, Кардозо же мне писали, что Марфа Федоровна там живет, и семья ее тоже.

-Элияху? – она вздохнула. «За мужем моим пошел, равом Хаимом».

Женщина села в кресло и Мирьям, взяв ее прохладную, вялую руку, сказала: «Пани

Эльжбета, я Мирьям. Мирьям Горовиц. Помните, в Несвиже? – она покраснела, - мы

дружили с вами. У вас муж был, пан Теодор, Федор, - настойчиво сказал Мирьям и увидела,

как двигаются алые губы.

-Федор, - прошептала пани Эльжбета. «Федор».

-Она говорит, - мрачно махнув рукой, сказала девочка, - только имя его говорит, и все. Ну