o 0a115616b968c99b

большие, теплые руки.

-Все, - сказал Генри, целуя ее за ухо, - сейчас швартуемся, я иду к священнику, а потом – к

ювелиру.

-Придется платье сшить, - грустно заметила Мэри, поворачиваясь к нему, оглядывая свои

бриджи и камзол. «И чепец надеть».

Генри провел рукой по стриженым волосам и шепнул: «Все равно - красивей тебя никого нет,

любовь моя. Тогда возьмем в этой таверне, у мистера Берри, три комнаты, поживем тут, а

потом поедем в Лондон».

-Я уже и сложила все, - Мэри кивнула на багаж, что стоял в углу каюты. «Немного

получилось, - она вдруг подняла глаза на Генри и сказала: «Ты не волнуйся, все будет

хорошо».

-Все равно, - сказал хмуро Гудзон, - я, может, еще не понравлюсь твоей семье.

Женщина потянулась, и, поцеловав его, ответила:

-Они очень, очень хорошие. И мой брат, когда я отплывала из Джеймстауна, говорил, что

хочет затеять какое-то совместное предприятие с Виргинской компанией, так что тебе как

раз надо будет с ним встретиться.

Генри сел на койку, и, устроив ее у себя на коленях, вздохнул:

-Девочка моя любимая, обещаю - последнее дальнее плавание. Потом вернемся, будем

жить в Бервике, и я стану ходить в Северном море. Просто, - он потерся щекой об ее плечо, -

я себе не прощу, если не узнаю, что там. Если снимемся с якоря в феврале, то к маю уже

обогнем Гренландию, и до осени постараемся пробраться как можно дальше на запад. А там

посмотрим, - он поцеловал ее, - глубоко, - и добавил, уткнувшись носом в ее шею: «Я тебя

люблю».

-Я тебя тоже, капитан Гудзон, - она полюбовалась им и сказала: «Видишь, как тебе хорошо,

когда подстригся. Борода аккуратная стала. Ты вообще у меня красивый».

-Медведь я, - проворчал Генри, целуя ее, - а вовсе не красивый. Ну, пошли, там уже, - он

прислушался, - и якорь сейчас бросать будут. Хотя, видит Бог, - его рука пробралась за

ворот льняной рубашки Мэри, - я бы сейчас хотел закрыть дверь, и уложить тебя на спину.

Мэри потянулась, и, шепнув ему что-то на ухо, - легко спрыгнула на пол.

-И так тоже, - согласился Генри, выходя вслед за ней из каюты.

Палуба была залита ярким солнцем, темно-синяя вода залива играла легкой волной, и

Генри, обнимая ее за плечи, прищурившись, сказал: «Вон там, видишь? Это церковь святого

Андрея, наша, морская. Там и обвенчаемся».

-Это Англия? – зачарованно спросила Энни у Джона, стоя рядом с ним у румпеля. «Я ведь

тут и не была никогда, я в Копенгагене родилась. Так красиво!»

-Очень, - ласково согласился подросток. «Я ведь тоже, - три года в Англии не был, мисс

Энни».

-Я же тебе говорила, просто «Энни», - рассмеялась девочка. «Смотри, шлюпка какая-то к

нам идет».

Генри нахмурился, и, перегнувшись через борт, крикнул: «Что такое?». Раздался треск

мушкетов и человек в черном камзоле, что сидел у руля, велел: «Сбрасывайте трап!»

-Что случилось? – спокойно спросила Мэри у Гудзона. «Зачем здесь солдаты?»

-Понятия не имею, - он тихо, сквозь зубы выругался. «Вот что, быстро спускайся вниз, там

судовой журнал. Его надо передать послу Голландии при дворе Его Величества. Сможешь?»

Мэри кивнула головой и бросилась вниз по трапу. Порывшись в поставце, она едва успела

засунуть небольшую, пухлую тетрадь под рубашку и накинуть холщовую куртку.

-Вы кто? - сухо спросил человек, появившись в дверях, окинув взглядом каюту.

-Судовой хирург, - ответила Мэри. «А в чем дело?»

-Поднимайтесь немедленно на палубу и ждите распоряжений, - велел мужчина.

Обернувшись к солдатам, он сказал: «Обыскать тут все, от первого до последнего угла. И

проверьте стены, в них могут быть тайники».

Палуба «Полумесяца» была оцеплена солдатами.

-По приказу его величества короля Якова, вы арестованы, - невидный человечек защелкнул

наручники на капитане. Он рассмеялся: «Ничего, вы, моряки, и с одной рукой по трапу

спускаться умеете. Шпагу, пожалуйста».

-Еще чего не хватало! – взорвался Гудзон. «По какому праву вы меня задерживаете?»

-Я же вам сказал, - терпеливо повторил человек, - по приказу короля Якова. Вот он, с

подписью и печатью. И отдайте шпагу, капитан, не заставляйте меня применять силу.

Гудзон стиснул зубы и протянул ему клинок.

-А мой корабль? – Генри хотел, было выругаться, но сдержался.

Человечек пожал плечами: «Барк задержан, со всем экипажем, до особого распоряжения. На

берег сходить запрещается».

Мэри увидела испуганные глаза детей и, поймав взгляд Генри, едва заметно дрогнула

ресницами. Тот сказал, одними губами: «Я люблю тебя», и, цепляясь рукой за трап, стал

спускаться в шлюпку.

Женщина, было, хотела подойти к детям, но путь ей преградили скрещенные мушкеты.

-До окончания обыска все остаются на своих местах, - лениво сказал человек в черном,

наблюдая за удаляющейся от «Полумесяца» шлюпкой.

В привешенном к переборке фонаре горела свеча. Мэри оглядела приведенную в порядок

каюту и сказала: «Так. Джон, ты остаешься тут, присматривай за Энни, пожалуйста. Если вас

отпустят на берег, на что, впрочем, надежды мало, - она дернула углом рта, - возьмите

комнаты у мистера Берри, я его предупрежу, и оставлю деньги».

Мэри наклонилась над кожаным мешком. «Судовой журнал, пистолет, порох, золото, -

пробормотала она. «Энни, дай мне кинжал, он в поставце».