o 0a115616b968c99b

мыльню заберу, поняла? На всю ночь».

-Да! –она развела ноги еще шире, и выгнулась, впуская его, резко вдохнув, почувствовав в

себе рукоять плети.

-И сие тоже захвачу, - Федор пригнул ее голову к лавке и велел: «Лежи тихо, ежели угодишь

мне – потом побалую тебя, сама знаешь чем».

-Угожу, - простонала Лиза, вытянув руки вперед, задыхаясь, не смея пошевелиться. «Угожу,

Федя».

Мужчина тяжело вздохнул и подбросил в костер еще дров. «Может, и с дитем она была, как

пропала, - Федор выпил еще. «Ну да о сем теперь только Господь Бог ведает. Как я устал,

как устал. Не надо бы этого, но я не могу – хоть бы еще раз Лизу увидеть, пусть так, все

равно».

Пламя взметнулось вверх, к проваленной крыше, и он услышал в лесу чьи-то осторожные

шаги.

Она перешагнула порог и замерла – в проваленном полу, на волглой, сырой земле горел

костер. Покосившиеся ставни были закрыты, и Марина увидела, как он поднимается с лавки

– медленно, не сводя с нее тяжелого, холодного взгляда.

-Пан Теодор, - пробормотала она, опускаясь на колени, - пожалуйста, я прошу вас, не

мучайте меня, пожалуйста.

Он захлопнул дверь, и, подперев ее поленом, сорвал с головы женщины простой платок.

Черные, длинные косы упали на спину. Мужчина отхлебнул из фляги, возвышаясь над ней, и

Марина почувствовала, как дрожат у нее руки.

Федор наклонился, и, взяв ее сильными пальцами за подбородок, приказал: «Пей». Она

подчинилась, и, ощутив, как водка обжигает горло, закашлялась. Он почти нежно распустил

ей косы, и стал медленно расстегивать маленькие пуговицы на опашене. Ее кожа, - тонкая,

белая, - обжигала, как огонь.

Марина потянулась, и, прижавшись губами к его руке, зарыдала: «Спасибо, спасибо вам!»

-Встань, - велел он, раздевая ее, задирая вверх рубашку. Она широко расставила ноги и

почувствовала рукоять плети, что ласкала ее – медленно, настойчиво. «Теперь ртом, -

усмехнулся он, слыша ее стон. «Иди сюда». Она подползла на коленях к лавке и покорно

развела губы.

-Попробовала? – Федор хлестнул женщину по щеке. «Ну, так ты сейчас до утра ног не

сомкнешь, поняла?»

Она только мелко, часто закивала, и глаза ее расширились. Федор посмотрел вниз и

рассмеялся, прижимая ее голову к себе: «Глубже, пани Марина. Вот так, - он с

удовольствием услышал сдавленный кашель. «И медленно, медленно, я сказал! Ну ничего, -

мужчина откинулся к бревенчатой стене и закрыл глаза, - до рассвета я вас научу - как

надо».

Потом он развернул ее к себе спиной, и, полюбовавшись стройными ногами, подняв плеть,

подумал: «Вот так бы и написать ее, с распущенными волосами, обнаженную». Она

закричала, раздвигая ноги, яростно скребя ногтями по грязному полу, мотая головой.

-Это только начало, - рассмеялся Федор, резко рванув ее за волосы, вцепившись зубами в

стройную шею. Он вдохнул запах мускуса и шепнул ей на ухо: «А ну не двигайся!». Он загнал

в нее рукоять плети и добавил: «Вот, пани Марина, так и будет. А теперь, - Федор подвигал

рукой и она зарыдала, -теперь я вами как следует, натешусь».

Она потеряла счет времени, крича, плача от счастья, и вдруг ощутила спиной неровные

доски пола. «А теперь так, - приказал Федор, кладя ее ноги себе на плечи, накрывая ее

своим телом. «Да, да, пожалуйста, - покорно шепнула она, - делайте со мной все, что хотите,

я вся ваша, вся, пан Теодор!

-Знаю, - мужчина взял ее длинными, сильными пальцами за горло. Марина задергалась, что-

то неразборчиво крича, и Федор едва не добавил: «Знаю, Лизавета».

-С Ксенией не так, - потом подумал он, ставя женщину лицом к стене, замахиваясь плетью.

Она вздрогнула, и Федор, посмотрев на красные, вздувшиеся следы от ударов на ее спине,

лаская ее грудь, рассмеялся: «Задницу подставляй, ты такого еще никогда не пробовала,

сучка».

Она едва не сомлела, тяжело, дыша. Потом, лежа под ним, целуя его руки, она сказала:

«Еще, еще, пожалуйста!»

-Сколько угодно, - Федор опрокинул ее на спину, и Марина, разметав волосы по полу,

отдаваясь ему, ощутила внутри себя горячий, бесконечный, поток. Мужчина на мгновение

остановился и, целуя, кусая ее губы, хохотнул: «Сие, пани Марина, мне продолжать, никогда

не мешало. А ну на колени, сейчас будете делать то, что мне нравится – и долго».

Она подчинилась, не стирая слез с лица, что-то счастливо, неразборчиво бормоча.

В щели между ставнями уже пробивался тусклый рассвет. Федор с сожалением подумал:

«Пора», и, прижимая женщину к лавке, не давая ей пошевелиться, опустил руку вниз.

Марина сжала пальцы, цепляясь за края лавки, обессилено закрыв глаза, разомкнув

распухшие, искусанные губы. Он услышал слабый стон, и улыбнулся про себя: «Ну, еще раз,

а потом, и, правда, идти надо».

Потом он одевался, а Марина, обнаженная, плачущая, цеплялась за его ноги: «Пан Теодор,

пожалуйста, возьмите меня с собой, я вам слугой буду, рабой, - кем хотите! Пожалуйста!»

-Не бывать этому, - коротко ответил он. «Прощайте, пани Марина».

Дверь хлопнула, и женщина, набросив на себя сарафан, босиком выбежала вслед за ним – в

осевший, ноздреватый снег лесной опушки. «Пан Теодор, - крикнула она, переступая ногами

в ледяной воде лужи, - пан Теодор, пожалуйста!»