o 0a115616b968c99b

мощным орудием, что стояло у возвышения. «Лобное место, да, - вспомнил подросток. На

другой стороне площади, напротив Кремля, распахнулись двери больших, каменных

торговых рядов и толпа хлынула внутрь.

-Как у нас в Кракове, - одобрительно подумал Элияху, и купив за полушку румяный калач,

кусая его, присел на ступеньки у входа. «Смотри-ка, - удивился он, - тут тоже кабак есть. Ну

да закрыто еще, конечно».

Он взглянул в сторону Воздвиженки и пробормотал: «Еще раз туда сходить? Так я вчера все

обошел, пусто, никого нет».

С Воскресенского моста донеслись чьи-то отчаянные крики, и всадник, на тяжело дышащей,

загнанной лошади, пронесся сквозь площадь, сшибая лотки, и скрылся во Фроловских

воротах Кремля.

-Что, что такое? – торговцы кричали, поднимая свой товар.

Какой-то мальчишка забрался на деревянную крышу моста, и закричал: «Поляки разгромили

наше войско при Клушине! Брат царя бежал с поля боя! Гетман Жолкевский идет на

Москву!»

-Трус! Изменник! – раздался с Лобного места низкий мужской голос. «Закрылся в Кремле,

вместо того, чтобы воевать! Не нужен нам такой царь!»

Мальчишки, разносившие квас и пироги, побросали свои лотки, и стали оглядываться в

поисках булыжников. «Бросай свой калач! – какой-то парень толкнул Элияху в плечо.

«Пошли, сейчас по Фроловским воротам лупить будем, разобьем тут все!»

Подросток быстро прожевал, и, приняв предложенный ему булыжник, искоса взглянув на

Лобное место, - увидел за спинами людей маленького, неприметного мужчину в темном,

суконном кафтане. Тот стоял, засунув руки в карманы, слушая возбужденные крики и мат.

-Ты нам больше не царь! – завизжал кто-то, и мощные створки Фроловских ворот затрещали

под ударами камней.

Мужчина улыбнулся, и, погладив светлую бородку, спрыгнув вниз, - исчез в толпе, где уже

передавали из рук в руки вилы и колья.

Татищев оглядел тех, кто в избе и коротко сказал: «Так. Ты, Михайло Глебович, - обратился

он к Салтыкову, - иди на Лобное место, там Ляпунов уже со своими людьми кричит.

Присмотри, чтобы они супротив поляков ничего не говорили, ну, или поменьше хоша бы».

-Может, Шуйского, это...- князь Мстиславский испытующе посмотрел на Татищева. «Ну, как

самозванца первого».

-Ну нет, - резко ответил мужчина. «Для чего новому царю свое правление с крови начинать,

Федор Иванович? Царь добровольно примет монашеские обеты, тако же и царица. Вы, Иван

Никитич, - он чуть поклонился боярину Романову, - отправьте людей в Лавру, - пусть

проследят, чтобы она никуда оттуда не двинулась».

Мстиславский огладил бороду и поднялся:

-Пущай Ляпунов сотоварищи себя Земским собором объявляют, а мы там появимся, и

скажем, мол, мы народа верные слуги, решили не возводить на престол царя из бояр, не

множить смуту, а присягнуть Владиславу, как и договорено было. И пошлите кого-нибудь

навстречу полякам, предупредить их, что мы ворота откроем. А вы куда, Михаил Никитович?

– обеспокоенно спросил он, увидев, как Татищев надевает кафтан.

-В Кремль, - хохотнул тот, - с бывшим царем напоследок повидаться.

Татищев посмотрел на обеспокоенное лицо Милославского и рассмеялся: «Дельце там у

меня одно осталось, а потом я – сразу в Нижний Новгород, Воронцовым-Вельяминовым

займусь, как и обещал. Ну, - он пожал Мстиславскому руку, - как Владислава венчать на

царство будут, дак и встретимся, бояре.

-А как вы в Кремль-то пройдете, Михайло Никитович? – озабоченно спросил его Салтыков.

«Там вон, толпа такая, камни уже кидают. Наемники, что в Кремле, неровен, час, стрелять

начнут».

Татищев легко улыбнулся: «Наемники людям Ляпунова ворота откроют, - он подмигнул и

похлопал по своему карману, - а как я пройду? Да уж как-нибудь, - он поднял бровь, и,

затворив за собой дверь, легко сбежал по прогнившим ступеням крыльца вниз, во двор.

В низком, вызолоченном коридоре было тихо. Татищев прислушался и, оглянувшись, толкнув

маленькую, вровень со стеной, дверь – оказался в темных сенях. Из-за стены доносился

томный девичий смех и размеренный скрип кровати.

Он постучал – три раза, коротко, и, прислонившись к стене, стал ждать. Василиса высунула в

сени растрепанную голову и спросила: «Что, уже?»

-Скоро к утрене звонить будут, - хмуро сказал Татищев. "Подожди меня тут». Девушка

кивнула, и, вскоре, накинув сарафан, чуть позевывая, вышла в сени.

Татищев, наклонив голову, шагнул в опочивальню, и окинул взглядом пышные, сбитые

подушки и шелковые простыни, свисавшие на пол, устланный толстым персидским ковром.

-Огонь-девка, - благодушно сказал Шуйский, потягиваясь, забросив руки за голову. «А что

там кричат, Михайло Никитович?», - он кивнул в сторону закрытых ставень.

-Так, - улыбнулся Татищев, - народ ждет вестей из-под Смоленска, волнуется. Ничего

страшного, Василий Иванович, - он почувствовал тяжелый запах пота и вина, и заставил

себя не морщиться.

-А, - махнул рукой Шуйский, - ну да я посплю еще.

Татищев земно поклонился, и, закрыв дверь, угрюмо взглянув на девушку, велел: «Пошли, и

скажи там всем, чтобы по городу сегодня не болтались, опасно это».

Василиса, на ходу заплетая косы, вдруг рассмеялась: «Который раз меня к нему водите, а

сами не хотите? Будто и не мужик вы».