В дверь постучали, и Ксения, вытерев глаза, сказала: «Я сейчас».
Мать и Семен Годунов стояли на пороге. Ксения посмотрела на внезапно постаревшее,
сделавшееся оплывшим лицо матери, и спросила: «Что случилось?».
- Выдь, гонец из-под Кром вернулся, - коротко приказала Марья Григорьевна.
Ксения шагнула в большую, с низкими, сводчатыми потолками, палату. Огромный мужчина
стоял, тяжело привалившись к стене, потирая лицо.
- Простите, государыня, - выпрямился он. «Двое суток в седле был».
- Сие боярин Федор Петрович Воронцов-Вельяминов, - сухо сказала царица, - нехорошие
вести он привез.
Мужчина поднял смертельно уставшие, голубые глаза, и сказал: «Воевода Петр Басманов
переметнулся на сторону самозванца, тако же и войско, что с ним было. Дорога на Москву
им открыта, - он помолчал и добавил: «Ну и в городе шумно, неспокойно, лучше бы уехать
вам, пока время есть еще».
- Я сына своего не брошу, - упрямо ответила Марья Григорьевна, и отвернулась.
Ксения все смотрела на него, а потом, тихо, спросила: «Так все плохо, Федор Петрович?».
- Да уж не слишком хорошо, нет, - вздохнул он, и, низко поклонившись, попросил:
«Пойдемте, Семен Никитич, к царю, будем думать, что дальше-то нам предпринять».
Они ушли, а Ксения все стояла, глядя на закрывшуюся дверь, комкая на груди тонкий,
прохладный, черный шелк.
-Дворню я отпустил, - кого в Ярославль с Лизаветой не отправил, тому велел в тверские
вотчины ехать, - Федор обвел глазами пустую, запыленную трапезную, и, взяв холщовый
ручник, вытерев грубые стаканы, разлил водку. «Уж не обессудь, зять – мужчина показал на
стол, - окромя лука и соленых огурцов, ничего более нет».
Сэр Роберт выпил, и, хрустко откусив сразу половину огурца, заметил: «Я смотрю, коней ты
тоже вывез».
- В подмосковной они, там тоже кое-кто из дворни спрятался, - Федор вздохнул. «Там место
глухое, может, и не станут заглядывать. Где он сейчас?»
Сэр Роберт погладил светлую, короткую бороду: «Ходят слухи, что из Орла в Тулу
отправился. Ну а войско его, во главе с князем Голицыным, на Москву идет».
Федор выругался. «Ну да, Васька Голицын перед тем, как на его сторону перебежать,
связать себя велел – якобы в плен его взяли. Ох, зять, была бы моя воля, - я бы все там, - он
кивнул в сторону Троицкой церкви, - колами уставил. Знаешь, как мы зимой народ вешали
там, на юге, - на каждом дереве человек по десять. Сразу все забыли, как самозванца этого
величают».
- Я вот что подумал, - медленно сказал сэр Роберт, - может, вывезти царя Федора отсюда?
Ну, и семью тоже, разумеется. Только вот разрешения на это нам никто не давал, а ждать –
время потеряем.
Голубые глаза Федора Воронцова-Вельяминова вдруг, холодно заблестели. «Знаешь, зять,
не всегда разрешения-то спрашивать надо. Ты попробуй, царь тебе доверяет, хотя, - он
помолчал, - вон, Семен Годунов на коленях просил государыню с дочерью уехать, -
отказались».
Сэр Роберт, молча, налил себе еще водки.
- Вот что, - наконец, сказал он, - я его отцу покойному обещал царевича не бросать, я его и
не брошу. Все же, Теодор, это законный царь, не шваль какая-то, без рода и племени,
которая эту страну Его Святейшеству продать собирается – с потрохами. И Мэри царевну не
оставит.
Федор положил руку на саблю. «Ну что я тебе могу сказать? – вздохнул мужчина. «Что я
отсюда не уеду, пока тут все не успокоится, - это ты и сам знаешь, дорогой зять. А с царем
поговори все же – если он решится, то и сестра с матерью за ним поедут. Пойдем, - Федор
поднялся, - провожу тебе до Кремля, не след одному по Москве-то ночью ходить, особливо
сейчас.
На дворе сэр Роберт поднял голову вверх и подумал: «Какие звезды-то крупные. Совсем как
тогда, зимой, после венчания нашего с Мэри. Мы же охотились целый день, а потом в
поместье вернулись, там камин уже горел. Она взяла бутылку вина, этак на меня
посмотрела, улыбаясь, и легла – прямо на ковер. Господи, следующим годом десять лет как
женаты, - а каждую ночь все равно, что в первый раз».
- Ты чего улыбаешься? – подозрительно спросил Федор, открывая ворота.
- Да так, - сэр Роберт рассмеялся, - сестру твою люблю очень.
- Ну, дорогой мой, это видно, - Федор похлопал его по плечу. «Смотри, какая ночь теплая – а
ведь в конце мая еще и заморозки могут ударить».
- И, правда, - сэр Роберт на мгновение остановился, - будто в Стамбуле. Но ты, наверно, и
не помнишь ничего?
- Какое там, - махнул рукой Федор, - матушка бежала оттуда, мне еще трех лет не было. Я
только с Венеции начал помнить что-то, знаешь, как приехал туда – ходил и узнавал все
вокруг, даже удивительно, я ведь совсем еще ребенком там жил. Хорошо, что Тео нашлась, -
вдруг сказал мужчина, - я ведь, - он задумался, - больше двадцати лет ее не видел.
Матушке, знаешь, лучше, когда Тео при ней, - Федор усмехнулся, - спокойней как-то.
Мужчины, - высокий, широкоплечий, и маленький, легкий, - пошли к пустой, огромной
Красной площади. Чернобородый человек, который стоял, прислонившись к стене
монастыря Воздвижения Креста Господня, незаметно отделился от нее, и, чуть
улыбнувшись, тихо сказал себе под нос: «Вот оно, значит, как. Рахман-эфенди тут. И пан