o 0a115616b968c99b

Теодор тоже. Ну что ж, - Болотников едва слышно свистнул, - посмотрим, как оно дальше

будет».

- Ты вот что, - велел он тому, кто появился из-за угла, - посади тут кого-нибудь, - ну

юродивого, не мне тебя учить, - пусть за усадьбой присматривают. Если что, сразу к нам, на

Яузу бегите, ну, ты знаешь, где мы там обретаемся.

Человек кивнул и Болотников, что-то насвистывая, положив руку на саблю, пошел вниз по

Чертольской улице – к Москве-реке.

Федор проводил глазами зятя, что скрылся за низенькими дверями кремлевского крыльца, и

вздохнул: «Ох, Марья, Марья, упряма ведь – ровно матушка. Уехала бы в Ярославль с

дочкой, Роберту все легче было бы, да и мне тоже. Хотя, конечно, Ксению она защитит, тут

бояться нечего».

Он прислонился виском к резному столбику крыльца и заставил себя не думать о Ксении.

«Да, - вспомнил Федор, - как раз Басманов тогда к самозванцу перебежал, я из-под Кром

приехал. У царя мы тогда долго просидели, я уж и с ног валился. Шел на улицу, и опять ее

увидел – там, у женской половины».

- Федор Петрович, - тихо, не поднимая головы, позвала девушка. «Ну, что приговорили вы?».

Мужчина помолчал и Ксения вдруг, торопливо, сказала: «Вы не думайте, меня батюшка

вместе с братом воспитывал, я о делах государственных тоже знаю, вы скажите,

пожалуйста, а то здесь, - она оглянулась и указала на дверь своих палат, - мы же сидим и не

знаем ничего.

Он подошел ближе, - от Ксении пахло ладаном. «Правильно, - подумал Федор, - она же на

богомолье была, а потом Годунов преставился».

- Приговорили, что не будем к нему посылать никого, из Думы Боярской, и что, кто присягает

ему – те законного царя враги, - жестко ответил Федор.

Ксения вскинула голову и тихо проговорила: «Сие правильно, спасибо вам, Федор

Петрович». Девушка помолчала и спросила: «Вы же, наверное, есть хотите, да, столько в

седле были?».

- Да мы у государя потрапезовали, - он рассмеялся. «Вот спать хочу – это да, с ног прямо

валюсь».

Ксения вдруг повернула бронзовую ручку двери и, открыв ее, сказала: «Вот и спите. Там, в

светелке, вам никто мешать не будет, а одежду вашу я велю постирать и починить. А вы

спите, пожалуйста».

- Да, - смешливо подумал Федор, - я тогда сутки, что ли, проспал. А когда проснулся – все

было на сундуке сложено, чистое, и сухое, и обед рядом стоял – на подносе.

Он вскинул голову и посмотрел на темные, закрытые ставнями, окна женской половины. Где-

то, - Федор прищурился, - горела единая свеча.

- Забудь, - жестко сказал он себе, - кроме Лизаветы, никого тебе не надо. Забудь, Федор.

Он постоял еще немного, глядя на парящий в небе, над стенами Кремля, купол Троицкой

церкви, на луну, плывущую в черном, усеянном звездами небе, и уже, было, собрался

уходить, как услышал сзади шепот: «Федор Петрович?»

Он обернулся и увидел рядом с собой темные глаза Ксении. «Как вода, - подумал Федор, -

странно, темные, а прозрачные. Да, правильно, я же видел ее – когда в Милан ездил. Синьор

да Винчи написал этот портрет, любовницы герцога Сфорца, она еще горностая на руках

держит. Одно лицо».

Ксения была высокой – но все равно, - еле доставала головой до его плеча. Он поклонился и

сказал: «Поздно уже, Ксения Борисовна, идите почивать себе с Богом».

- Как тихо, Федор Петрович, - вздохнула она, глядя на кремлевский двор. «Что дальше-то с

нами будет?».

- Вам бы уехать, с матушкой, - ответил он, вдыхая запах ладана, - тонкий, едва уловимый.

«Правильно вам Семен Никитич советовал, - в Лавру, а лучше – на Волгу. Я жену свою с

детьми в наши ярославские вотчины отправил».

В углу тонкого рта появилась морщинка, и Федор подумал: «Да, ей ведь двадцать три уже».

Ксения сцепила длинные, унизанные перстнями пальцы и холодно проговорила: «Я от брата

никуда не двинусь. Ежели что с царем случится, дай Бог ему здоровья и долгих лет жизни, -

то мне на престоле сидеть, тако же и супругу моему. Из Москвы мне бежать не пристало,

Федор Петрович. Спокойной ночи, - чуть поклонилась она, и Федор, услышав звук засова, что

опустился на дверь, - горько усмехнулся.

«Нельзя, - сказал себе он, выходя через Фроловские ворота на Красную площадь. Но, уже

оказавшись на дворе усадьбы, он посмотрел в сторону Кремля, и, опустившись на крепкую,

своими руками срубленную ступеньку крыльца, вдруг подумал: «Со мной бы она уехала,

конечно. Куда угодно уехала бы. Но и Лизу я бросать не могу, нет. Господи, - Федор даже

улыбнулся, - ну почему так?», - он потянулся и понял, как смертельно, до самых костей устал

за эти дни.

- Пойду, посплю, - Федор поднялся. «К царю, завтра только обедню стоять, а потом должны

те люди вернуться, что Семен Никитич в тайности в Тулу посылал, в его стан – посмотрим,

что там у него происходит. Хотя, - он еще раз вслушался в молчаливую, затаившуюся

Москву, - вон, по серпуховской дороге уже бежит кое-кто, торопится – присягу на верность

принимать».

Он зевнул, и, добавив крепкое словцо, - закрыл за собой двери терема.

- Марья Петровна, - Ксения просунула голову в палаты. «Не спите вы?».

Боярыня, сидевшая в большом, обитом парчой кресле, у едва тлеющей углями печи, -