o 0a115616b968c99b

-Вот теперь все проходит, - усмехнулся Федор, и, закинув руки за голову, потянувшись,

подумал: «Сорок лет весной было, а все равно – здоровый я мужик, ничего не скажешь».

Телеги потянулись за ополченцами, туда, где поблескивали купола церкви Всех Святых, что

на Кулишках. Федор, прищурившись, увидел, что у разбитых каменных амбаров Соляного

двора улицу перегораживает завал кирпичей и бревен. «Только бы Петька туда очертя

голову не бросался, - озабоченно подумал мужчина. «В сем дворе Соляном такие подвалы,

что в них можно неделями обороняться. Ладно, порох еще остался, сейчас мы там полякам

выход наружу и завалим».

Он подождал, пока проедет последняя телега и сказал Элияху. «Пошли, я тебе одно место

хорошее покажу, - ежели та изба не сгорела, то раненых туда сносить можно. Место на

отшибе, тихое».

-Тихое место, как же - усмехнулся юноша и прислушался – от Соляного двора доносилась

беспорядочная стрельба, где-то вдалеке гремели пушки.

-Это на Мясницкой, - сказал Федор, заходя в ворота. Он вскинул голову и подумал: «А вот

Ивановскую горку надо взять, и немедля. Польские пушки, ежели они там стоят, от нас

сейчас мокрого места не оставят, мы в низине, пали по нам, сколько хочешь».

Сын подбежал к нему, и тяжело продышал: «Батюшка, я половину людей на горку послал,

там тако же – в Ивановском монастыре все разбито, мальчишки прибегали, говорили –

поляков там много».

-Много, - буркнул Федор и крикнул: «Все это – он указал на завал, - разбирайте, и без меня в

подвалы не суйтесь, я сейчас».

-Пошли, - он свернул вниз, к Васильевскому лугу. Все вокруг было выжжено, и Элияху тихо

сказал: «Я помню, Федор Петрович, тут еще той весной сражались. Ничего же не осталось».

-А вот и нет, - Федор приостановился. «Цела сия изба, как сами видишь. Она ж почти на

заднем дворе церкви стоит, а вокруг – луг. Храм каменный, его огонь не тронул, ну и, - он

пригнул голову и шагнул внутрь, - пожар сюда не дошел.

-Да, - сказал Элияху, оглядывая запыленные, сломанные лавки, разбросанную по полу,

затоптанную бумагу, - тут хорошо будет. Колодец во дворе есть, я все в порядок приведу,

выброшу ..., - он наклонился и вдруг замер: «Федор Петрович, что это?»

Мужчина посмотрел на выцветший, искусный чертеж и тихо сказал: «Ничего тут выбрасывать

нельзя. Собери, что осталось и береги, как зеницу ока. Сие учителя моего, Федора

Савельевича, того, что Белый Город строил – рука».

Федор заглянул в соседнюю горницу и на мгновение закрыл глаза: «Двадцать лет прошло,

Господи, а я ту ночь помню – как будто сие вчера было». В красном углу, высоко, висела

какая-то маленькая, запыленная иконка. «Странно, - подумал Федор, - Богородица, а без

плата».

-Ну, все, - он подогнал Элияху. «Сейчас подвалы чистить от поляков будем, тебе работы

перепадет, - только поворачивайся».

Завал на площади был уже растащен и Федор увидел, как сын сидит на какой-то бочке,

зажимая правой рукой плечо.

-Ерунда, - отмахнулся Петя. «Пулей чиркнуло. С Ивановской горки начали стрелять,

батюшка, у них там пушки, оказывается. Один залп уже дали».

-Мы тут как на ладони, - зло сказал Федор, вытаскивая свою пищаль. «И от стволов наших

пользы нет, - не долетят туда, - он вскинул голову, и посмотрел на дымящиеся развалины

Ивановского монастыря – ядра. Перевяжи его, Илюха, и будем в подвалы спускаться –

перебьем там всех, а потом горкой займемся».

Сын скинул окровавленный кафтан, и Элияху, быстро плеснув на рану водки, достал из

своей сумы чистый холст.

Петя, стиснув зубы, закрыл глаза и подумал: «Господи, выжить бы. Как умирать-то не

хочется, совсем немного до Кремля осталось, верста какая-то. И так каждую сажень кровью

поливаем».

Сверху раздался гул залпа, что-то засвистело, и Федор, успев подумать: «Мальчик же без

кольчуги, нельзя, нельзя так», - толкнул обоих юношей на землю.

Ядро вонзилось в белокаменную стену Соляного Двора и Петя, закрыв уши руками, шепнул

Элияху: «Лежи, не дергайся, они сейчас еще несколько выпустят». Площадь была окутана

пылью, пахло порохом и дымом, и Элияху, во внезапно наступившей тишине, услышал, как

Федор матерится сквозь зубы.

Он вылез из-под тяжелого тела, и, протерев глаза, опустившись на колени, замер – кольчуга

была залита темной, тяжелой, липкой кровью.

-Осколок, - Федор попытался приподняться и опять выругался. «В спине..., посмотри».

-Он меня защищал, - подумал Элияху. «Своим телом. Это же я должен был сейчас тут

лежать».

-Батюшка, - Петя коснулся медленно бледнеющей щеки. «Батюшка, ну как же это...

-Ничего, сынок, - едва слышно сказал Федор, и, опустив голову на булыжники площади, -

потерял сознание.

Элияху поднялся и, встряхнув Петю, велел: «Быстро сюда телегу и двоих человек покрепче,

ну!»

-Я сам, - Петя все стоял, глядя на огромное, мощное тело отца.

-Ты, - сказал Элияху, - делай то, что должно тебе, понял? Юноша оглянулся и махнул рукой

ополченцам: «Сюда гоните, сейчас перевезем Федора Петровича».

Петя наклонился, и, взяв пищаль, что лежала рядом с рукой отца, посмотрев на блистающую

сапфирами и алмазами рукоять его сабли, велел: «Всем уйти в подвалы, пока они

следующий залп не дали!»