o 0a115616b968c99b

через реку переправляться. Да и тесно там, - он кивнул на остров, - в старом Джеймстауне,

уже больше трехсот человек в колонии. Вот Дэниел молодец, - он одобрительно кивнул в

сторону холма, - первым начал тут строиться.

-Так и вы постройтесь, мистер Рольф, - девушка стояла, глядя на закат над дальними

горами. Джон посмотрел на темные косы, и, сглотнув, ответил: «Ну, зачем мне одному такой

большой дом, мисс Покахонтас?»

Она повернулась, и Джон увидел на смуглых щеках легкий румянец. «Я знаю, - сказала

Покахонтас, - мне Мария рассказывала. Вы ведь потеряли жену и ребенка, когда сюда

плыли, четыре года назад?»

-Да, - Рольф вздохнул. «Нас выбросило штормом на Бермуды, жена моя родила девочку,

там, на острове, и потом они обе умерли, мисс Покахонтас. Там и лежат, - он обернулся к

востоку, - в одной могиле».

-Мне очень жаль, мистер Рольф, - девушка посмотрела на него – прямо. «А еще мне

рассказывали, что вы построили из двух кораблей, что были разбиты штормом – один, чтобы

добраться сюда. Там, на Бермудах».

Джон встряхнул светловолосой головой. «Я просто не привык сдаваться, мисс Покахонтас,

ну, да я думаю, - вы это уже поняли».

-Поняла, - темно-красные губы чуть улыбнулись. «Я тогда завтра схожу к отцу Александру,

мистер Рольф. Ну, в церковь».

Он стоял, не в силах что-то сказать, и только потом, осмелившись взять ее за руку, - едва

касаясь, чуть дыша, вдруг рассмеялся: «Так можно , мисс Покахонтас, я перееду? Сюда, на

северный берег, тут у меня как раз земля, по соседству с Дэниелом?».

-Можно, - она пожала его пальцы. «К следующему году, - Покахонтас кивнула, - можно будет

и дом закончить, мистер Рольф».

-Не верю, - подумал он, все еще держа ее длинные, смуглые пальцы. «Неужели это

правда?».

Темные глаза девушки заиграли смехом. «Я обещала Марии, что, раз не смогла быть у них

крестной, то пусть она у меня крестной станет».

Джон глубоко, облегченно, выдохнул и сказал: «Рано еще, мисс Покахонтас, ужинать, пока

не зовут. Хотите, немного по реке погуляем?»

-Очень, мистер Рольф- она перекинула на грудь перевитые красными лентами косы. На

высокой шее виднелось простое, серебряное ожерелье, и Джон подумал: «Надо завтра же

сходить к Чарли, пусть кольцо мне сделает. У него руки хорошие, хоть он и плотник, а

сумеет».

-Спасибо вам, мисс Покахонтас, - Джон покраснел. «Я очень, очень счастлив, что вы

согласились».

-Погулять? – она лукаво подняла тонкую бровь.

-И это тоже, - Джон твердо, уверенно взял ее под руку, и они пошли вверх по течению реки –

туда, где над горами играл яркий, золотой закат.

В опочивальне горела единая свеча.

Матвей отложил письма, и, зевнув, прислушался – сын спал, размеренно дыша, жена

лежала на боку, свернувшись в клубочек, уткнувшись в подушку.

-Как тут тихо-то, - вдруг улыбнулся мужчина. «Вроде в Копенгагене тоже – народу мало, а

все равно – город. Про Лондон уж я и не говорю. Поехал, значит, Михайло Данилович за

Марьей. Ну, он мужик надежный, - что обещал, то и делает, так что привезет их обратно.

Жену бы ему, конечно, хорошую, жалко, сколько лет уже вдовеет. Вот, как у меня, скажем, -

он наклонился и поцеловал каштановые, теплые волосы.

-И все равно, - Матвей закинул руки за голову, - долго плыть сюда. Письма-то вон, после

Рождества написали, а сейчас мы их получили только. И Николас нашелся, если б Степан

жив был – порадовался бы. И тоже – с Констанцей уплыл, повезло ему, конечно, что тут

говорить.

-Без жены-то тяжело, вон, я, сколько лет один жил, а сейчас, - он потянулся - на старости лет

и жена, и ребенок, и дочка с зятем, и внуков двое. Да и у падчерицы тоже – родятся дети,

тоже мне внуки будут. Не одной Марфе в большой семье жить.

Он погладил жену по мягкому плечу и смешливо подумал:

-Баба-то хорошая. Добрая, хозяйственная, тихая. Вовремя, я конечно, тогда с ней посидел,

по душам поговорил – еще бы и правда, не приведи Господь, топиться вздумала. Конечно,

эти как раз отправились стойбище Вахунсонакока разорять, куда ей было деваться, вдове, с

его дитем в чреве? Наши-то тоже, - хоть со времен преподобного отца Майкла много воды

утекло, а все равно – не пожалели бы ее. А так – ну дитя не через девять месяцев после

венчания родилось, а через семь – так это бывает».

Услышав из колыбели хныканье, он поднялся, и, осторожно взяв сына, покачав его, сказал:

«И когда уже ты, Дэвид, научишься всю ночь спать, а?»

Мальчик сонно улыбнулся и Матвей, вернувшись в постель, пристроив его на плече, сказал

жене: «Опять есть хочет».

Он смотрел на то, как ребенок, лежа у груди, вертит черноволосой головой, а потом, ласково

шепнул: «Иди-ка сюда».

Жена покраснела, и Матвей ворчливо заметил: «Вот скажи мне, ты с первым мужем

пятнадцать лет прожила, потом с индейцем своим – еще три, а все равно – стесняешься».

Джоан что-то пробормотала, и он, целуя ее, добавил: «И рубашку сними, я тебе сколько раз

говорил – только мешает».

Потом она сразу заснула, прижавшись к нему, посапывая, а Матвей, задув свечу, слушая

шум деревьев за окном, плеск реки – еще долго лежал, обнимая ее за плечи, любуясь

призрачным, лунным светом, что лежал на деревянных половицах спальни.

Дептфорд