o 0a115616b968c99b

-Голова чуть закружилась, - рассеянно ответила Лиза, спускаясь по лестнице в крестовую

горницу. «Давай, милая, я книги-то достала все, сейчас будем разбираться, что у нас с

припасами. Хорошо, что ты и писать, и читать умеешь, - Лиза усмехнулась, - редко, кто из

бояр дочерей оному учит».

-Понесла, - грустно подумала Марья, усаживаясь за покрытый бархатом стол напротив

свекрови. «Вон, бледная какая, похудела, и тошнит ее, почти каждый день, и не только

утром, слышу же я. Тридцать семь скоро будет, а понесла. А мне семнадцать..., - девушка,

было, прикусила губу, но тут, же твердо сказала себе: «А ну не смей! Правильно Лизавета

Петровна говорит, ждать надо, и Богу молиться».

-Ну, - Лиза подвинула ей книгу, - ты читай, а я отмечать буду – чего в кладовых недостает,

чтобы грамотцу потом в подмосковную послать.

-Икры соленой – пять десятков бочек, - раздался размеренный голос Марьи. Лиза,

улыбнувшись, незаметно положила руку на живот. Она вздохнула про себя: «Хоша бы у них

с Петей все хорошо было».

Марья Воронцова-Вельяминова наложила засов на дверь, и, опустившись на живот,

пошарила под лавкой. Она вытащила на свет маленький сундучок, и, встав на колени,

откинула крышку. «Кинжал, - девочка погладила золотую, изящную голову рыси, - деньги, -

она взвесила на руке кожаный мешочек, - надо будет еще рубаху и шаровары с кафтаном у

Степы взять, и перешить потихоньку. Хорошо, что я умелая, быстро все сделаю».

Девочка внезапно села, привалившись спиной к лавке, и горько подумала: «Но ведь так

нельзя, нельзя. Как батюшку и матушку бросать, не дело это, грех». Она взглянула на стол,

и, поднявшись, открыв Писание, тихо прочитала: «И сказал Господь Авраму: пойди из земли

твоей, от родства твоего и из дома отца твоего, в землю, которую Я укажу тебе».

-Он не боялся, - Марья все смотрела на черные буквы, что покрывали страницу. «Господь

его вел, и он – не боялся. Так же и я, - она наклонилась, и, быстро поцеловав книгу,

подумала: «Ее тоже с собой возьму. Только, может не стоит, может, подождать, матушка же

говорила – мы в Краков поедем, к пани Мирьям и мужу ее. Они хорошие, я помню,

выслушают меня, подскажут что-нибудь».

Девочка задвинула сундучок обратно под лавку, и, подперев щеку рукой, забралась с ногами

на постель. «Никто тебя и слушать не будет, - горько сказала себе она, - ты же дитя еще,

помни. Надо самой».

Марья закрыла глаза: «Отсюда в Киев, потом – в земли валашские, потом – в Стамбул. А

там как? Там ведь турки. Батюшка в Стамбуле родился, только он не помнит ничего,

маленький был еще. Элияху говорил – из Стамбула можно до Святой Земли добраться, по

морю. Там, в Иерусалиме, наши родные живут, дедушки Никиты сыновья. Как там окажусь –

так весточку и пошлю, чтобы батюшка с матушкой знали, где я.

- А там уж, - Марья перевернулась на живот и поболтала ногами в воздухе, - там легко будет.

Работы я не боюсь, - девочка улыбнулась, - с голоду не умру. Вот только Элияху…, - она

посмотрела на бревенчатую стену горницы, и вдруг тихо, безысходно расплакалась, уткнув

голову в шелковую подушку.

Высморкавшись, вымыв лицо в нужном чулане, Марья мрачно вскинула голову: «Ты помни,

что Господь Аврааму говорил, вот и все. И ни о чем больше не думай».

Она быстро заплела косы и крикнула, - в дверь уже стучали, - «Иду, матушка!».

Целовальник поставил на выскобленный деревянный стол блюдо с запеченным поросенком

и подмигнул: «Водочки еще бутылочку принести?»

-Хватит и одной, - усмехнулся Федор, - ты нам лучше, мил человек, кваса еще налей, уж

больно он у тебя хорош.

-Единым мигом все будет, бояре, - целовальник отдернул стираную, холщовую занавеску,

что отделяла чистую половину кабака.

Федор достал кинжал и, разрезая мясо, посмотрел на сына. Петя сидел, уставившись в

раскрытые ставни избы, за которыми было слышно ржание коней и щебет птиц.

-Весна, какая хорошая, - подумал Федор. «Дружная, сухая, вон, и жарко уже на дворе. Ехать

как раз удобно будет».

-Да не томись ты так, - улыбнулся он, подвинув сыну половину поросенка. «Завтра и

обнимешь свою Марью. Еще скажи спасибо, что с царским поездом не пришлось тащиться.

Так бы только к Троице до Москвы доехали.

-Больно долго, - жалобно сказал Петя, принимаясь за еду, - больше месяца я ее не видел,

батюшка. И потом еще в Польшу отправляться, сразу, как Михаила Федоровича на царство

повенчают, да?

-Угу, - Федор принял от целовальника корец с квасом, и, разлив его по глиняным стаканам,

хохотнул: «Вот в начале лета и двинемся. А ты, Петька, не горюй, как ты теперь царю

родственник, - Федор рассмеялся, - у трона дневать и ночевать будешь. Вотчины – сие дело

нехитрое, управляющие везде надежные, а вот что тебя, в таких молодых годах, в

Посольский приказ уже определили – сие тебе нелегко будет. Ну, да справишься».

Петя посмотрел на красивое лицо отца и тихо сказал: «Справлюсь, конечно. Только в

Астрахань я все равно поеду, батюшка».

-Охота пуще неволи, - хмыкнул Федор. «Ну, гоняйся за атаманом Заруцким и женой его, -

Федор скривился, - хоша зачем тебе сие нужно, понять не могу. Казаки сами их в Москву