действительность и выразить авторское отношение к ней
напечатать.
уверен, что понял эту фразу... В устной же речи "определенных социальных слоев общества"
368
VI
употребительность непечатных выражений известна каждоигу по ежедневному уличному опыту;
и, действительно, я и (судя по печати) многие другие слышали такие выражения даже от лицпартийных и начальствующих... — При составлении настоящего экспертного заключения я был
должным образом полностью уведомлен, согласно закону, о правах эксперта и о его
ответственности, с чем и старался сообразовываться. Приношу благодарность за возможность
познакомиться с чрезвычайно интересным филологическим материалом».
Потом Е. А. Тоддес сделал на этом чрезвычайно интересном филологическом
материале очень хорошую статью в рижском «Роднике». А для меня это было первое
знакомство со стихами Кибирова, так что я и впрямь благодарен этому случаю. Была
ли эта экспертиза критикой или не критикой? Не знаю.
СЕМИОТИКА: ВЗГЛЯД ИЗ УГЛА
Ю. Тынянов
Когда в 1962 г. готовилась первая конференция по семиотике, я получил приглашение
в ней участвовать. Это меня смутило. Слово это я слышал часто, но понимал плохо.
Случайно я встретил в библиотеке Падучеву, мы недавно были однокурсниками. Я
спросил: «Что такое семиотика?» Она твердо ответила: «Никто не знает». Я спросил:
«А ритмика трехударного дольника — это семиотика?» Она так же твердо ответила:
«Конечно!» Это произвело на меня впечатление. Я сдал тезисы, и их напечатали.
Сейчас, тридцать с лишним лет спустя, мне кажется, что и я дорос до той же
степени: не могу сказать о семиотике, что это такое, но могу сказать о предмете, семиотика это или нет. Эпоха структурализма прошла, о тартуско-московской школе
стали писать дискуссионные мемуары, и в них я прочитал, будто и вправду еще не
решено, что такое семиотика: научный метод или наука со своим объектом. Это меня
немного утешило.
Дискуссию начал Б. М. Гаспаров, написав, что тартуская семиотика была способом
отгородиться от советского окружения и общаться эсотерически, как идейные
заговорщики. Ему возражал Ю. И. Левин, полагая, что это был не столько орден с
уставом, сколько анархическая вольница с добрыми личными отношениями: не
столько Касталия, сколько Телем. Выступавшие в дискуссии описывали не столько
мысли, сколько живящий воздух этого Телема — даже не Тарту, а тартуских летних
школ в Кяэрику. Я не был ни на одном собрании этих летних школ: по складу
характера я необщителен, учиться предпочитал по книгам, а слушать молча. С Борисом
Михайловичем Гаспаровым мы сверстники, и ту научную обстановку, от которой
хотелось отгородиться и уйти в эсотерический затвор, я помню очень хорошо. Но мне
не нужно было даже товарищей по затвору, чтобы отвести с ними душу: щель, в
которую я прятался, была одноместная. Мой взгляд на тартус- ко-московскую школу