o 746a5c7ff3383046

мрачным и задумчивым, прививали болезненную восприимчивость.

Шестидесятые годы были временем отрицания поэзии и искусства, между тем

при воспитании требовалось развивать и упражнять все органы чувств дитяти, все

его способности физические и психические. Даже в бедных семьях на последние

гроши (прежде родители не приносили таких жертв на воспитание и образование

своих детей, как в то время) нанимали учителей рисования, лепки, пения, а нередко

и музыки. Интеллигентные люди проникнуты были тогда мыслью, что в природе

дитяти в зачаточном виде заложены самые разнообразные способности, что

нравственная обязанность родителей делать всевозможные усилия, чтобы не зарыть

в землю какого-нибудь его таланта. Другие утверждали (и их было немало среди

тогдашней интеллигенции), что человек, не одаренный от природы тем или другим

дарованием в области знания или искусства, может, если только пожелает, легко

развить его путем Упражнения. И вот потому-то в детях так тщательно развивали

способность к пению, рисованию, лепке и ко всевозможным отраслям

естествознания. Однако казалось бы, что ввиду отрицания искусства не следовало

бы развивать) в детях способностей к нему, а упражнять их лишь в столярном и

токарном мастерствах, что тогда и было в большой моде в интеллигентных семьях.

Но такое противоречие было скорее кажущееся, чем действительное, так как при

обучении детей искусству старались, насколько возможно, заставить его служить

современным утилитарным целям. Так, например, при обучении лепке и рисованию

находили необходимым, чтобы дети воспроизводили орудия народного труда:

молотильные цепы, лопаты, сохи, бороны, рисовали различные постройки и прежде

всего избы, мельницы.

В общем, недостатки, иногда даже весьма крупные, в воспитании и образовании

детей, знакомство с печальными сторонами жизни трудящегося люда, слишком

большое переполнение детских голов естественнонаучными и другими сведениями,

преждевременное умственное развитие и кое-какие другие погрешности

постепенно сглаживались и исчезали. И не мудрено: эти недостатки так резко

бросались в глаза своею несообразностью, что не могли удержаться долго, а между

тем здоровое ядро, заложенное в основу воспитания детей в шестидесятые годы, а

именно то, что умственное развитие необходимо строить преимущественно на

естествоведении и изучать все окружающее как в природе, так и в жизни народа,

установилось только с того времени и отразилось в общественном сознании.

Не менее важны были завоевания в нравственной области. Прежде всю заботу о

воспитании возлагали на государство: ребенка отдавали в казенное заведение, где

его воспитывали так, как это необходимо было для правительственных целей. Что

же касается домашнего воспитания, то у людей со средствами дети дошкольного

возраста оставались под надзором иностранных воспитателей, а в небогатых

семьях им предоставлена была полная свобода делать что угодно, и они росли под

влиянием крепостных, среди развращенной дворни. Только с шестидесятых годов в

огромном кругу общества впервые было сознано, что о ребенке прежде всего

должны заботиться его родители, что казенное воспитание убивает его

индивидуальность, что его умственное развитие следует начинать гораздо раньше

школы, что, наконец, воспитание посредством страха, наказаний, угроз, розог, этих

способов педагогического воздействия, практиковавшихся в дореформенной

России, создавало лишь рабов, убивало в ребенке его способности. Основная идея

воспитания эпохи шестидесятых годов -- раскрепощение детской личности,

признание ее прав на известную самостоятельность, на необходимость свободно

высказывать свои суждения, всестороннее умственное и нравственное развитие и

требование от родителей гуманного, внимательного отношения к ребенку.

Возвращаюсь к своему рассказу. Когда сестры пришли с уроков и мы кончили

обедать, обе они уселись за работу. Я удивлялась их энергии: проспав в

предыдущую ночь три-четыре часа и работая до самого обеда, они и после него

немедленно принялись за подготовку к урокам следующего дня.

Я осталась с Зиной, привлекавшей меня своим лепетом, грациею и неземною

красотою своего личика; к тому же вся обстановка детской, занятия девочки и ее

игрушки, отношение к ней старших, горячая забота о ней обеих ее "матерей", мысль каждой из них, как бы лучше объяснить ей то или другое,-- все это было

совершенно ново для меня и не имело ничего общего с тем, что я встречала дома в

детстве у себя и в знакомых мне семействах. Большой шкаф в комнате Зины был

набит предметами ее занятий. Она показала мне одну за другою несколько своих

тетрадок; на страницах одной из них были прикреплены листья разнообразных

деревьев и засушены цветы. Затем девочка поставила на стол несколько коробок,

разделенных на отделения. В одной из них были собраны камешки и раковины, в

другой -- образчики ржи, овса, конопли, льняных семян; в особых свертках

хранились образцы производства хлопчатой бумаги и льна. Все, что девочка

показывала, она могла назвать и дать элементарное объяснение. Я просто пришла в

восторг и от разнообразных сведений семилетней Зины, и от того, что она,