лишь после падения крепостного права, в то время, когда еще в каждом из нас было
много крепостнической закваски; вот потому-то некоторые фанатики идей
шестидесятых годов предъявляли свои требования к остальным членам общества
как-то особенно тиранически и нелепо. Никто не обращал ни малейшего внимания
на то, имеет ли человек склонность к тому или иному предмету. Каждый
правоверный шестидесятник должен был все свои способности отдавать
естествознанию. Эта мода подчинила тогда такое множество интеллигентных
людей, что нередко талантливые музыканты, художники, певцы и артисты
забрасывали искусство ради изучения естественных наук и вместе с другими
бегали на ботанические, зоологические, минералогические и другие экскурсии,
работали с микроскопом, определяли тщательно собираемые камешки,-- все были
загипнотизированы великим значением естествоведения.
В то время я часто встречала в кружках высокую, красивую блондинку Эн.; она
не бывала у "сестер", и я не могла назвать ее своею знакомою, тем не менее мне
приходилось иногда разговаривать с нею. Специально изучая химию, она однажды
печально заговорила со мною о том, что ей вообще не даются естественные науки,
вероятно, вследствие ее жалкого образования, но что, несмотря на это, она будет
продолжать свои занятия во что бы то ни стало, так как теперь ни один
образованный человек не может существовать без знания химии. Через несколько
месяцев после этой встречи разнеслось известие о том, что Эн. покончила
самоубийством. При этом ее приятельницы утверждали, что это несчастие
произошло только из-за того, что ей совсем не давалась химия. Но такова ли была
действительная причина самоубийства молодой девушки, или к этому прибавилось
и что-нибудь другое, я не могу сказать, так как была мало знакома с нею.
Вечером мы отправились с Верою Корецкою к медицинскому студенту старшего
курса Прохорову слушать его чтение о кровообращении. Он занимал отдельную
квартиру и жил со своими родственниками, которым неожиданно пришлось уехать
из Петербурга по своим деревенским делам, и они все помещение предоставили в
его распоряжение. Чуть ли не в каждой комнате его квартиры шли по вечерам
разнообразные занятия. Прослушав лекцию, желающий мог войти в следующую
комнату: посреди нее стоял человеческий скелет, а на столиках лежали кости и
череп,-- тут при помощи студента-специалиста можно было получить наглядное
знакомство с строением человеческого тела. В одной из комнат этой квартиры шли
опыты по химии.
Хотя занятия по естествоведению, на которых мне приходилось присутствовать, в
большинстве случаев излагались довольно удобопонятно, но я с каждым разом
чувствовала все меньшее к ним влечение. Я постеснялась откровенно поговорить
об этом с Верой: она была слишком строгою последовательницею всех
предписаний шестидесятников и, как мне казалось, могла только осудить меня, а
потому я и обратилась к ее сестре Тане. Та со страхом выслушала мою исповедь.
-- Да уж тебе-то совершенно не приходится так скептически относиться к этим
занятиям,-- ведь ты только начинаешь работать! -- говорила она.-- Я -- другое дело: вот уже несколько месяцев я бьюсь над этими предметами, а у меня в голове все
какие-то обрывки... При этом еще как-то мучительно досаждают звуки, звуки без
конца...
Я изумилась и не поняла, при чем тут звуки. Таня махнула рукой и,
удостоверившись, что в соседней комнате не было ее сестры, присела ко мне на
диван и начала говорить, приходя все в большее отчаяние:
-- Счастливая! Ты не знаешь, что такое звуки! А мне они просто мешают
заниматься!.. Рассматриваю под микроскопом крылышки насекомого, уже начинаю
подмечать кое-какие детали, вдруг в ушах раздается вальс Шопена или соната
Бетховена... Я все забываю и, когда прихожу в сознание, ловлю себя на том, что
ногами такт отбиваю, головою покачиваю и голосом подпеваю... Каково? А то в
уши лезут разные стихи... Ах, прах бы побрал этого Пушкина! Он меня просто
отравил! Нужно мне было еще учиться декламации! Ведь для этого мне пришлось
выучить наизусть множество его стихотворений,-- вот они и лезут теперь в голову!..
-- А ведь ты чудесно умеешь декламировать,-- говорила я ей,-- я на твоем месте
поступила бы на сцену.
-- Опомнись, что ты говоришь! Ты все как-то не можешь усвоить современных
требований! Прошло времечко, милая моя, когда мы потешали сытых людей! А что
было бы с Верусей, если бы я поступила на сцену? И как всем нашим я стала бы в
глаза смотреть? Наконец, если все, решительно все умные и образованные люди
находят, что естественные науки необходимы, и мы с тобой должны покончить со
всеми своими благоглупостями!.. Мне куда тяжелее тебя достаются эти занятия! Я
до сих пор содрогаюсь от ужаса, до сих пор не могу приучить себя смотреть, как
режут лягушек, не могу без омерзения дотронуться до человеческих костей!..
Всеми силами стараюсь вытравить из себя эту пошлость -- и не могу...
Такого разговора было для меня достаточно, чтобы больше уже ни к кому не
обращаться со своими сомнениями. Я не только продолжала бегать на
всевозможные занятия по естествоведению, но и добывала книги, чтобы