o 746a5c7ff3383046

клетушки. Для обстановки своего нового жилья матушка взяла из Погорелого все,

что было там ненужного и поломанного и за негодностью свалено в сарай. Всю эту

мебель она приказала деревенскому плотнику скрепить и склеить, обставила ею

свои новые четыре клетушки, и в такой убогой обстановке провела еще более

четверти века до самой своей кончины. Она не только мирилась с этою

обстановкою, но находила ее еще слишком хорошею для себя. В том, что она так

убого устроилась на своем новом пепелище, когда имела полное нравственное

право, даже без ущерба для семьи своего сына, обставить себя более

комфортабельно, не только сказывалась ее привычка к простоте, но и врожденная

гордость и некоторое тщеславие, которое, хотя она и скрывала, все же жило в ней.

Оставшееся ей после смерти мужа жалкое, небольшое имение Погорелое,

обремененное большими долгами, она превратила в благоустроенное поместье.

Правда, она не увеличила размера его прикупкою новых земель, его величина

оставалась приблизительно такою же, как была тогда, когда матушка принялась за

хозяйство, но она более чем в два раза увеличила запашку, усилила

производительность земли, запаслась надлежащим количеством скота,

поддерживала необходимые сельскохозяйственные постройки,-- одним словом,

подняла ценность имения во много раз против прежнего. В тот момент, когда она

поселила в этом имении своего женатого сына, оно вполне могло прокормить

семью помещика, но, конечно, если бы только новый хозяин, как и матушка,

продолжал отдавать хозяйству все свои силы и жил так же скромно, как и она.

Несмотря на то что, благодаря неусыпному труду матушки, хозяйство в

Погорелом было доведено до прекрасного состояния, несмотря на закон, по

которому она имела право получить из него свою вдовью часть, она отказалась от

всего, ничего не взяла из его амбаров, наполненных зерном, ни со скотного двора,

чтобы начать новое хозяйство в Бухонове. Она работала только для детей, и из

нажитого ею для них она не хотела ничем пользоваться для себя лично. В Бухонове

она продолжала работать так же неутомимо, как и в Погорелом, чтобы

отблагодарить своего брата за его доверие и доброту к ней. Программа ее жизни в

будущем состояла в том, чтобы и в Бухонове ничем не пользоваться в имении, а

только скромно поддерживать им свое существование. Она имела в виду прежде

всего увеличить ценность братниного имения и достигла этого вполне.

Однако редкое бескорыстие, справедливое отношение как к помещикам, так и к

крестьянам, уменье беспристрастно улаживать ссоры и недоразумения соседей,

когда те прибегали к ее содействию, что случалось весьма нередко ввиду глубокого

уважения, приобретенного ею, наконец, даже преклонение перед идеалами

шестидесятых годов и искреннее сочувствие освобождению крестьян,-- ничто не

мешало ей, хотя и несравненно реже, чем прежде, все же проявлять иногда чисто

крепостнический произвол по отношению к родным детям, несмотря на то что те

уже выросли, а некоторые из них имели даже собственных детей. До конца своих

дней сохранила матушка безумную любовь к своему первенцу, которая, когда дело

касалось его интересов, заставляла ее быть весьма несправедливою к остальным

своим детям.

Один почтенный человек, любимый всеми членами моей семьи, питавший к

матушке глубочайшее уважение и прекрасно знавший, как та и другая черта ее

характера подчас тяжело отзывались на нас, ее детях, обыкновенно говаривал нам:

-- Ведь не будь этого, Александра Степановна по своей жизни и по своему

достойному поведению могла бы считаться святою... Недаром она сама так часто

повторяет: "Один бог без греха!"

Нужно заметить, что проявлению произвола ее родительской власти мы, ее дети,

отчасти помогали сами, так как даже те из нас, которые, по обычному выражению

матушки, "фордыбачили", то есть смело говорили ей в глаза то, что, по ее мнению, обязаны были оставлять про себя, все-таки исполняли почти все ее требования,

если даже они шли вразрез с собственными нашими желаниями. Это, вероятно,

можно объяснить тем, что, несмотря на наши современные взгляды, прежние

навыки, из числа которых подчинение родительскому авторитету занимало первое

место, были прочно привиты нам. К тому же у матушки, пока она окончательно не

одряхлела, были на редкость сильный характер и твердая воля, и противиться ей мы

были не в силах.

Одним из наиболее поразительных актов ее самоуправства и несправедливости по

отношению к взрослым детям был раздел нашего достояния в конце 1861 года. Она

решила разделить наше родовое имение не по закону, существующему в России, а

по своему усмотрению.

Такое желание явилось у нее потому, что своему любимому сыну Андрею она

желала передать в полную и неотъемлемую собственность все наше родовое

достояние вместе с домом и со всею землею. При этом она не задумывалась даже

над тем, что такими же законными наследниками родового имения, как старший ее

сын Андрей, оказывались и другой ее сын Захар, и нас три сестры, из которых я не

была еще совершеннолетней, а во время этого раздела сидела на школьной

скамейке. Моя старшая сестра H юта только что разошлась навсегда с мужем по