мужик, большой грамотей. Чтобы, значит, задарма не тащиться ему к нам, мы по
две гривны с семьи ему положили, а кому не под силу, лошадь и человека должон
был дать, чтобы послать за им. В нашей семье бабы взялись пирогов ему напечь, а
суседи -- водки купить. Вот в воскресный-то денек, чуть забрезжился свет, наша
подвода за им и выехала, а под вечер его к нам и доставили. Старичок-то хороший,
как лунь седенький... Ну, мы его в одночасье в красный угол посадили, вместе с им
выпили, закусили, все честь честью. Вечерок-то выдался погожий, мы и высыпали
из избы, на завалинку старичка посадили, а кругом-то уся деревня вплотную
кругом его сгрудилась, да и много чужих понашло. Старичок-то встал с завалинки,
перекрестился, на все стороны низко поклонился, вынул бумагу из-за пазухи, да и
зачал: "Православные, грит, ежели, значит, я облыжно хоть словечко прочту, гореть
мне не сгореть в аду кромешном. Когда становой..."
-- Упустил... не все его словечки обсказал! -- вдруг выкрикнула одна из молодух.
-- И то правда,-- поправился парень и, видимо, начал прилагать все старания,
чтобы дословно передать все сказанное стариком: -- "Чтоб, значит, язык мой в аду
перелизал все сковороды раскаленные, чтобы змий жалом своим ядовитым всю
утробу мне разворошил, чтоб душенька моя христианская не знала в аду спокоя до
скончания века. Православные христиане, сказываю вам по всей правде, что бумага
моя списана с подлинного царского указа-манихфеста: важнеющий енерал
провозил ее на поштовых. Пока коней-то перепрягали, прилег он отдохнуть в
Ведерках, что от нашего-то села без малого в верстах в двухстах буде, да и
захрапел... Один грамотный паренек указ-манихфест скрал, а я в одночасье и
списал с его. Как бумагу-то списали, так енералу опять за пазуху сунули. Будьте без
сумления, православные, списал от слова до слова". Ну, и зачал он читать. Тут-то
всего я не упомню, а выходило так, что усадебная земля, панские хоромы, скотный
двор со всем скотом помещику отойдут, ну, а окромя эвтого,-- усе наше: и хорошая,
и дурная земля, и весь лес наши; наши и закрома с зерном, ведь мы их нашими
горбами набили. А заместо эвтого, извольте радоваться, что вышло: отрезали такую
земельку, что ежели в ей хоча половина годной для посева, так ты еще бога
благодари.
На мой вопрос, куда девался старичок, Федька закончил так свой рассказ:
-- Заночевал он у нас, а утрешком потащили его к становому и в телеге отправили
в город, а куда девался оттудова, так и не слыхивали.
-- Вестимо, кто нам правду откроет, так того паны да попы упрячут туды, куды
Макар телят не гоняет,-- на разные лады повторяли молодухи и их мужья.
-- Если вы не верите ни попам, ни панам, то вам объясняют манифест ваши
мировые. Вы же доверяете своим мировым,-- ну, хотя бы моему брату? Неужели он
вам врать будет?
-- Врать-то не буде, не таковский, только и его поднадули,-- заметил Петрок.--
Разве паны и попы его одобряют? Не велика ему честь от их-то.
-- Наш-то поп этот самый манихфест и подделал,-- упрямо стоял на своем Федька.
-- Да какая же выгода попу от этого? -- допытывалась я.
Тогда со всех сторон и мужики и бабы начали выкрикивать:
-- Наш-то поп -- Ирод заправский!
-- Разе трудно его подкупить?
-- На деньгу-то ён зарится, как муха на мед... С живого и мертвого по сю пору
дерет!..
-- Ежели что ему поперечишь али в чем отказ дашь, так уж ён и на тебе, и на бабе
твоей, и на ребятах твоих усё выместит!
Жена Петрока, расхаживая по избе, укачивала плакавшего ребенка; она подошла
ко мне вплотную и быстр заговорила:
-- Ты послухай, барышнечка: летось ён, значит, поп наш, звал к себе Петрока --
мужа мойво, чтоб на помочь к нему навоз вывозить, а меня гряды окапывать, а
Петрок то и скажи: "Я, батька, приду и женку приведу, коли ть: сам с сынами к нам
на косовицу придешь"... Так ён-то, поп мойму ребенку рот причастной ложкой
разодрал, а суседк! отказала ему сено грести, так ён ейному мальчику тако. имечко
при крещении дал, что усё село его досель просмеивает.
-- Да разве возможно причастной ложкой рот разорвать?
-- И, милая,-- сразу затараторили, подходя ко мне, об молодухи.-- Наших-то делов
ты знать не знаешь, ведать н ведаешь, вот и дивишься, а ты погляди: от струпьев и
тапе ретка пятны остались.
-- А я постом-то к исповеди пришла,-- перебила ее другая молодуха,-- так ён
перво-наперво как гаркнет: "А пятак принесла?" -- "Нетути, грю, батюшка, откелева
же я тебе его возьму?" -- "Денег нет, а грехи принесла? Неси, грит, моей попадье
гарнец овса, тогда и грехи ко мне приноси".-- "Как же, батюшка, грю, гарнец овса
подороже пятака! Почто же ты с меня дороже, чем с других хочешь?" Так и прогнал
от исповеди, так и не исповедовалась цельный год!
-- По крайней мере, помещики не могут вас теперь истязать, как прежде, бить,
надругаться над вами!..-- старалась я указывать им на выгодные стороны новой
реформы.
-- Как было допреж, так осталось и ноне: и скулы выворачивают, и зубы
пересчитывают...-- утверждал старик Кузьма, не подымая глаз от стола.
-- Но этого никто не имеет права с вами делать! Вы можете жаловаться мировому.