o 746a5c7ff3383046

честь, но она не должна преувеличивать их благодеяния относительно себя.

Конечно, ее обучили грамоте, и за это им большое спасибо,-- другие помещики не

позаботились бы и об этом, но они не дали ей образования, ничего не сделали для

нее: хотя громадное хозяйство в продолжение семи лет лежит на ее плечах, они по-

прежнему только кормят и одевают ее и не думают оплачивать ее тяжелый труд, и

таким образом она уже давно с лихвою расплатилась за свое содержание с своими

родственниками. Теперь, по словам матушки, Варя имеет полное нравственное

право поступить так, как она сама того пожелает. Тем не менее она находила, что

желания Вари ехать в Петербург немедленно -- крайне легкомысленно. На что же

она поедет, когда у нее нет ни копейки! На какие средства будет она там жить, когда

у нее нет ни друзей, ни знакомых?

-- На дорогу я достану -- продам золотой браслет и сережки, которые мне

подарили, а там найду какие-нибудь занятия... Ведь туда едут не только люди со

средствами... Неужели я одна такая злосчастная, что не сумею пробиться?

Матушка убедила ее в том, что для нее немыслимо теперь бросить деревню: она

не имеет никаких знаний для того, чтобы найти в Петербурге какой-либо заработок,

ее сведения по сельскому хозяйству ни для кого там не требуются. Ей лучше всего

поступить таким образом: она, ее крестная мать, берется уговорить ее

родственников не пользоваться более ее трудом даром. Если они заартачатся, она

пригрозит им, что сама найдет для своей крестницы какое-нибудь подходящее

платное место в другом хозяйстве. Бралась матушка уломать ее родственников и

относительно того, чтобы они, кроме жалованья, взяли ей еще помощницу,-- тогда у

нее будет свободное время для обучения крестьянских ребят, а также и для

самообучения: она, ее крестная, берется снабжать ее книгами и журналами и

объяснять ей все, чего она не поймет, а в затруднительных случаях обе будут

обращаться к моим братьям. Года в два Варя скопит немного деньжонок,

посредством чтения подвинется вперед в своем умственном развитии и может

отправиться в Петербург: тогда она будет в состоянии слушать лекции, которые там

читают, а может быть, и найдет себе заработок.

Этот проект привел Варю в восторг, и она опасалась только того, что он не

осуществится. И действительно, в другое время это было бы невозможно, но не то

было тогда: помещики, напуганные крестьянскою реформою, а также

предстоящими нововведениями и разрывом молодежи с родителями, о чем у нас

только и ходили слухи, со страхом ожидали для себя еще чего-то более худшего.

Родственники Вари, дорожа ею, как превосходною и честною хозяйкой, поняли, что

матушка легко может найти для нее платное место в другой семье, и на все

согласились, конечно предварительно изругав и молодую девушку, и ее

покровительницу.

Меня очень интересовали рассуждения моего брата с. крестьянами, когда они

приходили к нему для выяснения своих недоразумений. Но первое время я мало что

в них понимала. Хотя местный говор крестьян я знала с детства и, по приезде в

деревню, легко вспомнила его, но их жалобы на помещиков, их недоразумения с

ними, о которых они сообщали своему посреднику, мне были малодоступны. Для

того чтобы это понимать, нужно было иметь ясное представление о помещичьих

землях, о мирских переделах, о разверстании земель 13, необходимо было знать и

пункты Положения 19 февраля, возбуждавшие иногда противоречивые толкования

даже среди людей опытных. К тому же, крестьяне говорили все сразу, начинали

обыкновенно свое объяснение с посредником таким гвалтом, что я иной раз ничего

не могла разобрать в этом галдении; как от этого, так и от усиленного напряжения

понять что-нибудь у меня сильно разболевалась голова, и я кончала тем, что

уходила к себе, не дослушав до конца. Тем не менее мой брат сильно подсмеивался

над моею упорною настойчивостью понять их новые деревенские дела и

приписывал это "миссии", возложенной на меня молодежью. Он советовал мне

лучше почаще посещать избы и вести разговоры с отдельными крестьянами. Я

последовала его совету.

В домашнем быту прежде знакомых мне крестьян я нашла ничтожную перемену:

вместо лучины у большинства из них избу вечером освещала пятнадцатикопеечная

керосиновая лампочка, прибавилось число людей, носивших сапоги, а также

количество семейств, у которых были самовары. Всем этим, однако, обзаводились

крестьяне, которые, кроме сельского хозяйства, занимались и отхожими

промыслами. Но особенно бросалось в глаза то, что сами крестьяне глядели теперь

менее забитыми, казались более смелыми и самостоятельными; в сношениях с

господами я заметила менее приниженности и угодливости. Правда, что и после

освобождения некоторые из них подходили к господской ручке, зато в их

приветствии слышалось менее рабских слов и вышла из употребления фраза,

которую я так часто слышала в детстве в их разговорах со своими помещиками:

"Вы -- наши отцы-благодетели, а мы -- ваши дети". Немало явилось и таких, особенно среди парней, которые не только не подходили к господской ручке, но не

снимали даже шапки, проходили мимо помещика и его супруги, язвительно-