Года через четыре после этого, когда я опять приехала в ту же местность, в ней
уже существовали две школы и устроен был лечебный пункт и больничка. Все, что
я увидела и узнала в то время относительно этих двух нововведений, убедило меня
в том, как неосновательны были мнения о них помещиков, как мало знали они
крестьян, среди которых прожили всю свою жизнь. Как только открывалась школа,
ребят, желающих в ней учиться, и родителей, умоляющих принять в нее своего
ребенка, оказывалось несравнение более, чем могли вместить ее стены. То же было
и с лечением. Когда земские врачи явились на назначенные им лечебные пункты, к
ним немедленно потянулся народ не десятками, а сотнями.
О чем бы ни разговаривали помещики между собою, как бы ни бранили они
правительство за крестьянскую реформу, как бы ни осмеивали предстоящие
новшества будущего самоуправления, какие бы первобытные взгляды ни
высказывали они при этом, но очень важно было уже то, что они зашевелились,
начали думать и рассуждать на только об опостылевшей всем обыденщине, но и об
общественных явлениях. Таким образом, мертвая тишина и утомительное
однообразие, царившие до тех пор в помещичьей среде нашего захолустья,
сменились теперь большим оживлением.
Ко мне то и дело приезжала молодежь обоего пола, пока еще жившая в поместьях
своих родителей. Они расспрашивали меня о взглядах петербургской молодежи на
те или другие вопросы, брали книги для чтения, но за советами насчет своих
недоразумений с родителями обращались не ко мне, а к моей матери.
Совершенно незаметно ни для себя, ни для других душою молодого кружка
нашей местности сделалась не ял только что нашпигованная новыми идеями, а моя
мать, в та время уже старая женщина. Когда крестьянская реформа совершилась,
оба ее сына, тогда уже взрослые люди, увлеченные идеями освободительной эпохи,
бросили военную службу: старший из них, Андрей, явился в качестве мирового
посредника, а другой мой брат получил частное место в уездном городе поблизости
от родного села. Оба они часто посещали матушку, выписывали все, что тогда
выходило лучшего в литературе, и нередко сообща прочитывали многое. Матушка с
жадностью набросилась на чтение; теперь у нее было для этого гораздо больше
свободного времени, чем прежде: заботы и труды по родовому имению,
поглощавшие всю ее жизнь, она передала своему сыну Андрею. И вот, отдавшись
чтению, она начала впитывать в себя новые понятия.
Моя мать и в крепостническую эпоху придавала большое значение приобретению
знаний, но тогда она смотрела на это с утилитарной точки зрения. "Больше будешь
знать, больше будешь зарабатывать",-- говорила она своим детям. В лихорадочную
эпоху нашего возрождения она уже рассуждала иначе: "Мы все совершали в своей
жизни великие преступления, и не оттого, что были злыми и дурными, а чаще всего
потому, что мы оказывались невежественными и неразвитыми умственно и
нравственно". Как в начале ее деятельности, когда она мужественно принялась за
работу, чтобы поднять свое расстроенное хозяйство, над нею многие
подсмеивались за то, что она работает, как мужчина, и забывает свое дворянское
происхождение, так некоторые подшучивали над нею и теперь. Но ее деловитость и
честность, ее прямой и открытый характер, чуждый какой бы то ни было корысти и
фальши, снискали ей в нашей местности всеобщее уважение молодежи. И теперь
помещики сильно осуждали ее за высказываемые ею новые воззрения, но она
приобрела много друзей среди их детей. Хорошо зная материальное положение и
характеры помещиков, живших часто даже на далеком расстоянии от нашего
поместья, ей удалось в ту пору удержать многих молодых девушек от тяжелых
жизненных ошибок, иногда от ненужного разрыва с родителями; умела она многим
указать и на деятельность, бывшую у них под руками в деревне. Однако немало
было и таких, которым она советовала порвать с своими близкими и ехать учиться в
Петербург,-- родители таких детей делали матушке большие неприятности.
Однажды к нам приехала крестница матушки, Варя Никитская, девушка лет
двадцати трех, среднего роста, с симпатичным выражением миловидного лица. Она
была дочерью крайне бедного мелкопоместного дворянина, но с восьмилетнего
возраста осталась круглою сиротою без всяких средств к жизни и была взята на
воспитание своими дальними родственниками, богатыми помещиками.
Варя с ранней молодости выказала громадные хозяйственные способности, и,
когда ей исполнилось пятнадцать -- шестнадцать лет, на ее руки постепенно
перешло не только огромное домашнее хозяйство со всеми маринованиями,
солениями и варениями, но и управление и заведование женскою частью всего
деревенского хозяйства. За свой напряженный и ответственный труд, не
оставлявший ей свободной минуты, она не получала никакого вознаграждения: ее
только содержали и одевали. И вот Никитская задумала бросить деревню и уехать
учиться в Петербург, на ее добрую, привязчивую натуру крайне смущала мысль
уйти от людей, которых она считала своими благодетелями! Относительно этого
она и приехала посоветоваться со своем крестного.
Матушка доказывала Варе, что ее добрые чувства к родственникам делают ей