o 746a5c7ff3383046

девчонками, и за скотиной, и за домашностью настоящий пригляд был, чтобы и

избу было на кого оставить".

Я до невероятности смутилась тем, что все это говорилось в присутствии

умирающей, и стала доказывать, что никому не известно, кто из нас умрет ранее

других, и что такими разговорами не следует тревожить больную. Но в туже

минуту с полатей снова послышались звуки точно испорченного часового

механизма: больная заворошилась, в груди ее опять что-то зашипело и заклокотало,

она стала откашливаться и отплевываться и наконец скорее прошептала, чем

проговорила:

-- Не... помру, барышня! помру!.. пущай ён усё вам обскажет... Вы свое словечко

за ребятенок моих замолвите... Ой... ой... продохнуть моченьки нетути! А энто

дело... значит... наше семейственное таково мутит. . душеньке моей спокой буде,

ежели мы семейством порешим допреж, чем мне представиться.

Из дальнейших объяснений Пахома я поняла, что, когда он заявил жене о ее

близкой кончине, оба они пришли к заключению, что ему необходимо жениться во

что бы то ни стало, и притом как можно скорее после смерти Василисы, чтобы

управиться с женитьбою к страде, то есть к наиболее срочным летним деревенским

работам, иначе хозяйство с ребятами мал мала меньше погибнет без работницы, а

нанимать ее не по карману. Но тут у них вышло разногласие: Пахом высказал

желание жениться на Ксюше, здоровой восемнадцатилетней девушке из другой

деревни, а Василиса требует, чтобы он женился на Дуньке-хромоножке.

-- А зачем мне хромоножка, коли я мужик исправный и во всей силе,-- значит,

взять могу за себя настоящую, здоровую девку, без порока. А разве с ей, с

Василисой, столкуешь? Как уперлась на своем -- бери хромоножку, и ни тпру ни ну.

А ежели буде не по-ейному, грозится проклясть на том свете, и так себя эвтим

изводит, так на меня серчает, того и гляди, чтоб чаво с ей до времени не

приключилось. А я, чтоб худого ей, чтоб смертушку ей! накликать раньше, значит,

того, как предел ей положен,-- ни боже мой, потому как она завсегда была женкой

честной и первой работницей на селе... Разве можно?

Несчастная опять заворошилась, но на этот раз уже так разволновалась, что от

жестокого приступа кашля не могла выговорить ни слова. Ей давали пить, и

разговор был прерван на несколько минут. Когда я опять поднялась к ней на полати,

она схватила мою руку, чтобы поцеловать, гладила по плечу своею высохшей

дрожащей рукой, показывала глазами и жестами, чтобы я осталась. Я просила ее не

беспокоить себя и обещала в подробности разузнать ее семейное дело.

Пахом, между прочим, упомянул, что, по желанию Василисы и по ее выбору, он

пригласил двух крестьян, тут присутствующих, для того, чтобы сообща и по

совести порешить их "семейственное" дело. Крестьяне эти, как оказалось, вошли в

избу только перед моим приходом. При этом Пахом прибавил, что дал жене слово

перед образом поступить после ее смерти так, как будет здесь решено. Одного из

присутствующих он назвал Антоном и охарактеризовал первым грамотеем на селе,

человеком бывалым: "В разных городах живал -- виды видал, а от крестьянской

работы не отбился, одно слово -- мужик правильный". Про другого, Петрока, сказал

только: "Чтоб душою покривить -- ни боже мой".

Антон был мужик лет за сорок, с сильною проседью в черных, курчавых волосах,

с симпатичным и интеллигентным лицом. Я просила объяснить мне, что за

девушка! Дунька-хромоножка и что представляет из себя Ксюша, почему первую

предпочитает Василиса, а вторую -- ее муж.

Антон не сразу ответил, но внимательно посмотрел на меня и, точно что-то

соображая несколько минут, начал говорить. Я старалась не прерывать никакими

вопросами его неторопливую, степенную речь. Сравнительно с остальными

крестьянами нашей местности он выражался лучше и правильнее, и лексикон его

слов был обширнее; при этом у него попадалось меньше местных выражений.

-- Дунька не по своей вине хромоножка, а от бога, значит, от рожденья одна нога

длиннее другой. Девка она не хворая, но,-- от ноги ли то, али просто богу так

угодно было,-- только правда, что она не очень сильная: кули с зерном таскать ей не

под силу, да и то сказать -- не бабье это дело, а всякую бабью работу она сробит и

проворнее, и лучше другой. Долюшка выпала ей горе-горькая: почитай, по

восьмому годику осталась круглой сиротой, так и тогда куска никто ей не считал:

кто зачем в избу к себе позовет, так она в одночасье приберет, подметет, перечистит

все до последней плошки, и так, что любо-дорого смотреть. И говорить ей не надо:

делай то, делай это, все сама знает,-- сметкой большой бог наградил. Не было по

суседству избы такой, чтобы она всех ребят не перенянчила, чтоб при болезни

старым и малым не пособляла. Свора и злоба на деревне у нас большая идет

промеж баб, но чтоб, значит, Дуньку кто чем укорил, так, кажись, этого не бывало.

А сама-то она сызмальства прицепилась к Василисе, и так подружками они доселе

остались. Девчонок Пахомовых она страсть как любит, точно родных своих ребят!

Наймется к кому в работницы али на поденщину, и ежели не очень далеко от

Пахомовой избы, так ввечеру к ним прибежит, все у них перечистит, ребят