o 8b191ad8675a2039

-Поговорили с капитаном? – спросила она, не поднимая головы.

-Капитан сам пришел,- раздался смешливый, низкий голос. «Позвольте, я вам помогу, донья

Эстелла».

Запахло чем-то теплым, пряным, и он оказался совсем рядом. «Вот же набили – так, что и не

помещается», - сердито пробормотал он, и, - не успела Эстер опомниться, - подхватил ее за

талию и поставил на сундук. Теперь они были почти одного роста – только капитан все равно

был выше.

-Вы хоть и легкая, - сказал Степан, наклоняясь, - но сейчас закрылось». Он завязал ремни и

распрямился. Красивые губы улыбались.

-А ну скажите мне по-испански: «Я вас люблю», - потребовал он. «Надо ваш акцент

проверить».

- Te quiero, - прошептала Эстер.

-Я не расслышал, погромче-ка, - он все еще улыбался.

- Te quiero, - она опустила глаза, и увидела его руки, что уверенно лежали у нее на талии.

-Молодец, - похвалил капитан и погладил ее пониже спины. Рука была сильной и умелой -

шнуровка ее корсета, казалось, распускалась сама собой.

-А теперь скажите, - он помедлил, - «Я не могу жить без тебя».

- No puedo vivir sin ti, - еле слышно сказала девушка, часто, глубоко дыша.

-Ну, я рад, - он усмехнулся, и посмотрел на белые кружева рубашки. Грудь у нее была

смуглая и маленькая, как раз такая, как он любил. Платье, зашуршав, упало к ее ногам.

-А теперь я у вас кое-что спрошу, донья Эстелла, - он взял ее за подбородок и велел:

«Слушайте внимательно».

Она покорно кивнула.

- Te gusta que le dan candela por el culo? – спросил Степан,

- Я еще никогда таким не занималась, - она вдруг дерзко, смело посмотрела на него.

- Ну вот, и научитесь. Ну и другим вещам тоже, - он поцеловал вишневые, сладкие губы и

услышал голос с порога: «Эстер!»

-А, дон Диего, - Степан спокойно повернулся к врачу. «Ваша жена, - он помедлил, - плохо

себя чувствовала. Я ей помог, распустил корсет».

-Мне уже лучше, - сглотнув, сказала девушка, и потянула наверх платье. «Спасибо, дон

Эстебан».

-Можно вас на пару слов, капитан? – попросил врач.

Ворон поклонился: «Донья Эстелла, завтра увидимся».

-Я бы мог вас убить прямо сейчас, - Степан почувствовал холод кинжала под ребрами.

«Если я ударю, - Кардозо помедлил, - то вы истечете кровью очень быстро. Там печень, это

смертельно. И я вас, - уж поверьте, - спасать не собираюсь.

-Но для вас много чести – умирать от клинка. Если вы еще, хоть посмотрите в сторону моей

жены, до Канар вы доплывете живым, а на прощанье я вам дам, дон Эстебан, один

любопытный яд».

Темные, спокойные глаза Кардозо вдруг засверкали интересом. «Поверьте, люди, что его

приняли, просили о смерти, как об избавлении. Жаль только, что я не увижу, как вы

сдохнете. Ясно?» - врач нажал на кинжал и рассмеялся: «Сходите к портовому хирургу,

сделаете перевязку. Я о вас свои руки марать не буду».

-До завтра, дон Диего – медленно сказал Ворон, и, посмотрев на капающую из-под острия

кинжала кровь, пошел по лестнице вниз.

Она стояла у окна, сжав руки, закусив губы, не смея поднять голову.

-Ты еще молода, - сказал Давид, вытирая кинжал. «Молода и, - он помолчал, - не очень

умна, как я вижу».

-Давид, - чуть слышно прошептала она. «Я не...»

-Избавь меня, - поморщился Кардозо. «Я просто должен знать, что могу доверять тебе,

Эстер, иначе незачем тебе со мной ехать. Там, - он махнул рукой в сторону залива, - мы

должны быть вдвоем, а не поодиночке. Иначе не выжить».

-Можешь, - она встряхнула головой, выставив упрямый подбородок.

-Ну вот и хорошо, - Кардозо убрал кинжал и, посмотрев на огромный, огненный диск солнца,

что медленно опускался на западе, тихо сказал: «Давай сегодня пораньше ляжем, завтра

долгий день».

Жена кивнула, и стерла слезы со смуглых, раскрасневшихся щек.

Интерлюдия

Париж, сентябрь 1577 года

Его осторожно повели вверх по ступеням эшафота. «Боятся, что убегу, что ли?» - сердито

подумал он. «Или просто – раз уж лишили глаз, так не хотят тратить время и смотреть, за

тем, как я сам буду подниматься – на ощупь?».

Шершавые доски были нагреты солнцем. Он почувствовал, как ветер шевелит его темные

волосы, и пожалел, что уже не сможет увидеть родной город.

Он знал, что сейчас, утром, вода реки будет тихой, а вокруг - куда ни кинь взгляд, - будут

сиять купола и кресты. Он услышал колокольный звон неподалеку. Мужчина, вздохнул, и

подумал, что Богу, в общем-то, все равно. Тем более, - сейчас. Он перекрестился.

Зубы сжались от боли, – правая рука была сломана, распухшие, посиневшие пальцы еле

двигались. Левая кисть бессильно висела – каждая кость в ней была раздавлена тисками.

Его узнали – тот человек, которого он когда-то не убил.

Он, конечно, ничего не сказал, и поэтому ему просто отрубали голову. Он знал, какая смерть

его ждет, если он начнет говорить, - и поэтому молчал, - долго, почти месяц.

Опустившись на колени, он почувствовал грубые пальцы палача, которые срывали с шеи ее

крест – крест, который он никогда не снимал с тех пор, как получил его – из ее мягких,

маленьких рук.

Он положил голову на плаху и почувствовал холод секиры – палач примерялся. В последнее

мгновение он еще успел вспомнить ее лицо.

Петя проснулся и увидел перед собой беленый потолок комнаты постоялого двора.