o 8b191ad8675a2039

Петька вытер лицо рукавом рубашки, и, найдя руку Степана, взял ее в свои.

-Петька, а если…,- вдруг спросил его старший брат.

-Ты же видишь – я жив,- ответил Петя, глядя на сверкающую закатом реку. «Значит, он

молчал», - Степан увидел, как брат отворачивается, и положил руку ему на плечо.

«Пойдем», - вздохнул старший брат.

-Погоди еще немного, ладно? – попросил его Петя.

-Конечно, конечно, - Степан погладил его по голове и почувствовал как брат, чуть всхлипнув,

прижимается к нему.

Они долго сидели так – просто смотря на белую громаду собора на соседнем острове, под

высоким, медленно темнеющим небом Парижа.

Уже за столом Петя потер лицо руками, и потянулся за почтой. «Тебе, от Маши», -

перебросил он письмо старшему брату, и распечатал свое.

Из конверта выпал засушенный василек. «Это мы с детьми успели сорвать, когда я приехала

домой», - прочитал Петя и вдруг покраснел: «Ну, дальше неважно».

-Да говори уж, - усмехнулся Степан, не отрываясь от письма жены.

-Понесла Марфа-то, - младший брат покраснел еще сильнее.

-Да и Марья тоже, - Степан и сам почувствовал, что смутился. «Вовремя я тогда в июне к ней

заглянул, хоть и на одну ночь».

-А я тебе, Степа, давно говорил, что надо нам купить дом в деревне, - взглянул на него брат

невинными синими глазами и оба вдруг рассмеялись.

-Ладно, - сказал Степан, поднимаясь. «У меня тут еще одно дело есть, а потом я в Кале – и

поминай, как звали. В январе буду дома».

-Да и я не раньше, - Петя вдруг помрачнел. «Черт бы подрал, этого дона Хуана и его

амбиции».

Братья обнялись, и Степан спустился вниз, к перевозу на северный берег реки.

Он убедился в том, что адрес верен и позвонил. Домик был маленький – словно кукольный, с

изящным балконом, и служанка, открывшая ему дверь, была чистой и ухоженной.

-Я позову мадемуазель, - сказала она, присев.

В Париже он еще никого не брал, – этот дом ему порекомендовал надежный человек,

добавив: «Если тебя не смущает то, что она стоит примерно как хороший новый баркас».

Его не смущало. Деньги его вообще никогда не тревожили – семья была обеспечена на

поколения вперед, кое-что лежало в разных тайных местах, и золото, - он почувствовал в

пальцах тяжесть кошелька, - можно было тратить так, как он хотел.

Он опустился в дорогое бархатное кресло и подумал, что надо будет по возвращении в

Лондон пожертвовать на новое издание сборника проповедей – все больше и больше людей

уходили из церкви к ним, и хорошо было бы, если бы они смогли не только слушать слово

Божье, но и читать его.

-Месье, - раздался совсем рядом нежный голосок. Он поднял голову и улыбнулся – его

приятель, несомненно, знал, что ему надо. Она была совсем худой, молоденькой, - не

старше двадцати, и, если бы он встал, она бы даже не достала головой – белокурой, с чудно

уложенными косами, - до его плеча.

На платье, - сером, в цвет глаз, была волна кружев, призванная прикрыть то, что груди-то в

скромном декольте, - если вглядеться, - и не было. Так, что-то детское. Это было хорошо,

очень хорошо.

-Мадемуазель, - он поднялся, и девушка чуть отступила, - уж слишком он был высоким и

широкоплечим. Рядом с ним она и вправду казалась ребенком.

От него пахло солью и немного – пряностями, будто в комнату вместе с ним зашло

бескрайнее море и кружащий голову аромат корабельных трюмов.

У нее было достойное вино – он всегда любил Париж как раз за то, что здесь можно было со

вкусом выпить. Хотя на улице и был теплый сентябрь, камин все равно горел, и он,

потянувшись, отставив бокал, сказал: «А вам не жарко, мадемуазель?»

-Можно просто Жаннет, - сказала она, не поднимая золотистых, длинных ресниц.

-Жаннет, - хмыкнул он, и похлопал по ручке своего кресла. «Ну, иди сюда, моя прелесть».

Она тут же пристроилась рядом, и он вдруг подумал, что именно за это и ценит шлюх – они

всегда понимали его с полуслова.

-А что, Жаннет, - спросил он, чуть гладя ее по острому, еще девчачьему колену, -ты ведь

послушная девочка?».

-Очень, месье, - ответила она , зарумянившись, скосив глаза на его большую руку, что

медленно поднимала наверх тонкий, пышный шелк ее юбок.

-Это хорошо, - сказал он, почувствовав под пальцами влагу и, лениво улыбнувшись, провел

этими пальцами по ее губам. Она поцеловала их – один за другим, и, так же, не поднимая

глаз, сказала: «Все, что хочет месье».

Он взял ее за подбородок и приник к ее губам – долго и глубоко.

-Месье хочет многого, но начнет с простых вещей, - он властно толкнул ее вниз, на колени,

перед креслом, и закрыл глаза.

Когда он ушел, она протянула руку и сгребла с простыни деньги – напоследок он осыпал ее

монетами, всю, с головы до ног, и взял, - она уже потеряла счет тому, в какой раз, - прямо

так – среди тусклого сияния золота.

Она, расширив ноздри, вдохнула запах, стоявший в опочивальне. Пахло солью и потом,

металлом, кровью и еще – чем-то теплым, кружащим голову. Поднявшись с постели,

перешагнув через разорванный шелк платья, девушка распахнула ставни, впустив в комнату

свежий, сладкий воздух осени.

Пролог

Берген, ноябрь 1577 года

Степан поежился и подбросил дров в камин. За окном завывала метель, и он внезапно