не расходуются.
-Хотел бы я Никиту Григорьевича повидать, - вдруг сказал Степан. «Не чаял я, что жив он
останется».
-Да этих новгородцев ничто не сломит, на Марфу вон посмотри, - улыбнулся Петя. «А вы с
Джоном, о чем договорились?».
-Процент мой тебе отдавать будут, по доверенности. Да, кстати, - Степан поднялся и отпер
железный шкап, - я же Никите Григорьевичу денег должен был, вот, сейчас, и верну, раз все
вклады, теперь, у тебя. Только сколько это получается? – он нахмурился.
-Он тебе в ефимках деньги давал? - спросил Петя. «И без процента же, наверное?
Сколько?».
-Две сотни, - ответил Степан.
-Двадцать пять лет назад, - Петя пошевелил губами. «Три сотни шиллингов, деньги сейчас
не те, что были, опять же, ефимки из серебра более высокой пробы чеканились, не из
монетного, на это еще поправку надо делать».
-И как тебе это удается, даже пера с бумагой не взял! – восхитился старший брат.
-Так герр Мартин покойный, благослови Господь душу его, - ответил Петя, - знаешь, как лихо
в уме вычислял, куда там мне! Он в конце жизни уже и не видел почти ничего, а считал все
еще отменно. Кстати, я с мальчиками занимался – с математикой хорошо у них, у обоих.
-Ну, в нашем деле математика тоже полезна, - Степан закрыл дверь шкапа. «Курс-то надо
прокладывать».
-Степа, - брат поднял на него синие глаза, - а ежели кто из них не захочет капитаном быть?
-Это как это не захочет? – удивился брат. «А что же еще им делать?».
-Ну, разным можно заниматься, торговать можно...- осторожно начал Петя.
-Да будут у тебя сыновья, - успокоил его Степан, - вы с Марфой молодые еще, ей и тридцати
не исполнилось. Не хочу я мальчишек разлучать, ты же знаешь, как они друг к другу
привязаны, да и матери у них нет более.
Степан вдруг прервался и усмехнулся: «Черт, совсем старый стал, мне еще на южный берег
заглянуть надо, там с долгами расплатиться перед тем, как в Плимут ехать».
-Что-то дорого, - критически сказал Петя, глядя на то, как старший брат отсчитывает золото.
-Я уж если гуляю, Петенька, так гуляю, - ответил тот. «Опять же, как ты мне сказал, деньги
сейчас не те, что были. Девственницы пятнадцатилетние нынче недешевы, милый мой».
-Бросил бы ты это, Степан, - неохотно сказал брат.
-Ну вот как раз в Новом Свете и брошу, - Степан закрыл кошелек. «Я там и на берег- то
сходить не буду, так, что придется до Лондона потерпеть. Ты остаешься?» - он стал
одеваться.
-Да, мне завтра еще с Джоном сидеть, да и делами позаниматься надо, - Петя потянулся и
обнял брата. «Езжай осторожнее, дороги обледенели все, лошадь не гони».
Степан внезапно, - он редко это делал, - прикоснулся губами ко лбу Пети. «Да уж, не умру я
на суше, братик».
Он приехал в усадьбу поздно, когда уже все спали. Отперев дверь кабинета, он положил на
стол счета по новому кораблю, что ему дали в Адмиралтействе, и, оглянувшись, заметил на
полу что-то белое.
Степан присел на край кресла и развернул письмо. Оно заговорило с ним детским, высоким,
задыхающимся голосом.
-Дорогой Стивен! – писала она. «Я знаю, что вы сейчас уезжаете в Новый Свет, и все время
плачу. Потому что я не могу быть без вас, потому что я вас люблю.
Вы, наверное, думаете, что я маленькая девочка, и ничего не понимаю, но я вас люблю с
того мгновения, как я вас увидела. Я всегда буду вас ждать, и даже если я больше никогда
вас не увижу – тоже буду. И, как писал сэр Томас Уайетт:
В нем - средоточье горя моего,
Страдание мое и торжество.
Пускай меня погубит это имя, -
Но нету в мире имени любимей.
Я всегда ваша, до конца дней, Тео.
Внизу была торопливая, едва разборчивая приписка: «Пожалуйста, сожгите это письмо!
Пожалуйста!!!»
Степан бережно свернул листок. Он помнил этот сонет – из той книги, что когда-то читала
ему Маша. Тео немного изменила строки – Уайетт обращался к женщине. «К Анне Болейн», -
отчего-то вспомнил Степан. «Ну ладно, с утра с ней поговорю», - Ворон улыбнулся, и, подняв
свечу, прошел к детским.
Там было тихо. Из-за двери невестки донесся плач девочек и он, постучав, сказал: «Помочь
тебе?».
-Да спасибо, они уже грудь взяли, - зевая, ответила Марфа. «Петя в Лондоне остался, по
делам?».
-Да, приедет на днях. Ну, спокойной ночи тогда,- сказал он.
-Спокойной ночи, Степа, - уже в полудреме пожелала ему Марфа.
После того, как он закончил заниматься с детьми Писанием, он попросил: «Тео, ты не уходи
пока». Девочка зарделась и опустила взгляд.
-Спасибо тебе за письмо, - сказал он, и увидел, как она сглотнула рыдания. «Мне было очень
приятно его читать».
-Простите, пожалуйста, - Тео еле сдерживалась, чтобы не заплакать. «Вы сейчас потеряли
жену, вам очень трудно, а тут я лезу со всякими глупостями».
-Это не глупости,- медленно сказал Степан. «Если бы..., - он вдруг прервался и улыбнулся:
«В общем, я рад, что ты мне написала, вот и все».
-А вы никому не скажете? – вытирая слезы, спросила Тео.
-Ну что ты, - он улыбнулся. «О таких вещах не рассказывают. Так что не волнуйся. А письмо
твое, - если ты не против, конечно, - я оставлю себе».
-Почему? – спросила девочка, глядя на него невозможными, сводящими с ума, раскосыми
глазами.