o 8b191ad8675a2039

-Ах, ты мой маленький мужчина, - усмехнулась мать. «Ну, пойдем, выпьем молока, я сегодня

с утра вафли сделала тебе».

-А потом гулять, - ребенок указал на раскрытый в сияние осеннего, еще теплого солнца,

балкон, и добавил: «Гондола!».

-Истинный венецианец, - женщина спустила его на пол и чуть подтолкнула: «Ну, беги,

Джованни!»

Его смущали голубые глаза. У него самого были карие, у шлюхи – тоже. Откуда там взяться

голубым? «Может, он и не мой вовсе?» - пробормотал мужчина. По срокам, однако,

выходило, что его. «Вот же сучка», - пробормотал он, глядя на то, как женщина, с ребенком

на руках садится в гондолу.

Из палаццо, что он снял, было прекрасно видно и ее балкон, и вход в комнаты. Ребенок был

мальчик – хотя в таком возрасте их всех одевали в платьица, - но мать звала его:

«Джованни».

-Джованни, герцог Браччано, - проговорил мужчина и вздрогнул – слуга мягко коснулся его

плеча. «Ваша светлость, пора менять повязку».

Это надо было делать пять раз днем, и два – ночью, иначе рана пачкалась, и начиналось

воспаление. Он с трудом поднялся и позволил снять с себя камзол и рубашку. Он избегал

смотреть вниз – запаха ему было вполне достаточно. Слуга выбросил испачканные в

нечистотах бинты в тазик, и, смочив губку в целебном настое, принялся осторожно обмывать

рану. Было больно, однако он уже привык, и даже не закусывал губу.

Еще ниже ничего не было – только масса красных, извилистых шрамов. «Как вы еще не

истекли кровью, - непонятно», - хмуро сказал ему тогда флорентийский доктор, который его

зашивал. «А?» - он, было, попытался спросить.

Хирург покачал головой. «Невозможно, ваша светлость. Мне очень жаль». Он заставил себя

закрыть глаза, и не потянуться к шпаге. Впрочем, врач был ни в чем не виноват – виноват

был тот красавец римлянин, что перепахал его вдоль и поперек, и заставил почти год

пролежать в постели.

Как только он смог ходить – пусть даже с тростью, и на небольшие расстояния, он приехал

на аудиенцию к Его Святейшеству. Однако искать темноволосого, высокого, красивого

мужчину здесь было все равно, что иголку в стоге сена – под это описание подходила

половина римлян.

Герцог не мог поверить своим глазам, когда увидел его в коридорах курии – однако мерзавец

успел завернуть за угол и скрыться. Сколько он потом не выспрашивал папских чиновников –

те только пожимали плечами – через курию в день проходили сотни людей, разве тут всех

упомнишь?

И более герцог его не видел.

Слуга закончил перевязку и, поклонившись, ушел с тазиком в руках. Герцог опять опустился

в кресло и застыл, приникнув в большому окну. «Вечером», - пробормотал он.

Как и любой венецианский ребенок, мальчик с младенчества рос в окружении воды. Мерное

покачивание гондолы, так похожей на колыбель, убаюкало его, и он, посопев, положил

голову на колени матери и задремал.

-Набегался, - улыбнулась женщина, гладя его по темным локонам. Они ездили на Мурано, и

маленький Джон – про себя она всегда называла его английским именем, - строил там замки

из белого песка и шлепал по мелкой воде.

На севере, над горами росла туча, повеяло холодным ветром, и женщина, поежившись,

накинула на мальчика шаль. «Уже скоро отец твой приедет, - шепнула она нежно, -

соскучилась я по нему».

Гондола остановилась у дома женщины, и она на руках внесла сына внутрь.

Герцог подождал, пока в ее окнах погаснут свечи – осталась одна в, гостиной, - и тяжело

поднялся из кресла.

-Ваша светлость, - обеспокоенно сказал начальник его охраны, - может, быть, вы тут

побудете...Мы все сделаем.

-Нет уж, - задыхающимся голосом просипел герцог, - своего сына я сам возьму на руки. Да и

потом, - он помедлил и усмехнулся, обнажая почерневшие зубы, - у меня и к ней есть кое-

какие..., дела.

Женщина сидела при свече, приводя в порядок свои стихи. Со времен первой книги прошло

уже три года, и она вдруг подумала, что тут хватит и на вторую. «А ведь еще письма», -

улыбнулась она, перебирая бумаги в шкатулке. «Надо будет, как приедем, сесть и начать на

английский все переводить».

В дверь тихо постучали и она, подняв свечу, открыла. Женщина даже не успела закричать –

удар по голове был таким сильным, что она сползла вниз, к ногам тех, кто стоял на пороге.

Тучный мужчина пнул ее в висок – женщина только дернулась и тут же затихла. Струйка

крови поползла вниз, пачкая темно-рыжие, пышные волосы.

Мальчик вынырнул из счастливого, легкого сна, где было море, и солнце. В детской было

темно, но мальчик пока не боялся – мама была рядом, он был в этом уверен. Она всегда

была рядом – когда он болел и капризничал, она рассказывала ему сказки, когда ударялся –

дула на разбитую коленку и целовала ее.

-Мама? – неуверенно сказал мальчик, и поднялся. «Мама, где?» - он услышал тяжелые шаги

и вдруг испугался – у мамы поступь была воздушная, почти незаметная. «Кто?», - спросил

он, цепляясь за край колыбели.

Высокий, грузный мужчина взял его на руки и тихо сказал: «Тихо, Джованни, я твой отец!»

Отца мальчик помнил смутно, потому, что видел его редко. Он был невысокий, у него были

ласковые, светло-голубые, как весеннее небо глаза, в сеточке тонких морщин. Отец всегда