В комнате пахло еще чем-то – волнующим и пряным, и Матвей остро ощутил, какой он сам
грязный и пропыленный. «Слуг тут нет, конечно, - он потянулся и поднялся, - впрочем, ладно,
на войне тоже холопов не заведено, я уж и привык сам все делать».
-Вот что, любезная, - сухо сказал он толстой, потной кухарке, - я зять ее светлости герцогини
Голштинской, герр Матиас меня звать.
Та присела и, покраснев, склонила голову: «Ваша милость».
-Ты мне в комнату горячей воды принеси, и поесть что-нибудь, - велел Матвей. «Ну, там
паштет, или сыра. На обед что подашь?».
-На первую перемену суп с ветчиной, а на вторую – петуха жареного, - смущаясь, ответила
кухарка.
-Не Париж, - ядовито заметил Матвей, и, выходя из кухни, обернулся: «А ее светлость где?».
-С утра на прогулку уехали, конную, - ответила кухарка, и Матвей едва удержался, чтобы не
присвистнуть: «И лошадей завела. Кому ж она дала в этой глуши? Или?», - он вдруг замер,
поднимаясь по узкой лестнице наверх.
-Магнусу долго не жить, - зевнул Иван Васильевич, и погладил коротко стриженые волосы
Матвея. «Скучаю я по твоим локонам, милый».
-Так война, государь, - Матвей поднял голову с груди царя. «Я из них вшей только
вычесывать буду, целыми днями. Вот закончим с Ливонией – отращу».
-Ну вот, - государь обнял его. «Если не пуля, али клинок – дак водка Магнуса в могилу
сведет. Он же и не просыхает теперь, как говорят. Наследников от него ждать не приходится,
и, слава Богу. А к Машке, как она вдовой останется, поверь мне, целая очередь выстроится –
и поляки, суки эти, там первыми будут. А потом шведы.
Да и англичане не преминут туда явиться – они завсегда свой нос суют, куда их не звали. А
Машку за своего надо замуж выдать, – за того, кто мне нужен, а не Баторию, королю Юхану,
али этой, Елизавете».
-Так, значит, после Магнуса смерти Машка на Москву приехать должна? – задумчиво
спросил Матвей.
-Именно. Ну, а как это сделать, - не мне тебе рассказывать, Матюша, - царь потянул его к
себе и, поцеловав, - долго и глубоко, - прошептал: «А ну-ка, покажи, чему ты там, у поляка
своего научился».
-Это он у меня научился, - обиженно сказал Матвей, отвечая на поцелуй.
Он долго и тщательно мылся, а потом, переодевшись в чистую одежду, – по дороге он
заехал на пару дней в Ригу, и забрал у портного заказанные в прошлый раз рубашки и
камзол, достал из походной сумы подаренную ему паном Анджеем ароматическую эссенцию.
Матвей провел пробкой от флакона по шее и улыбнулся – запахло мускусом.
-Ну-ну, - пробормотал он, - посмотрим, что там, у Машки за поляк появился. Все равно ему
со мной не тягаться.
Он подошел к старому, пыльному, надтреснутому зеркалу и провел рукой по золотистым
волосам. «Все не седею», - пробормотал он. «Царь меня всего на четыре года старше – а у
него борода уже как снегом побита. Впрочем, батюшка тоже только к шестидесяти седеть
начал, у меня еще пятнадцать лет впереди».
Ореховые, в темных ресницах глаза смотрели все так же задорно, и Матвей, не
удержавшись, повертелся из стороны в сторону – камзол сидел отлично.
На войне он носил польское – не в московской же одежде было ему быть среди войск
Батория, но в душе любил западные костюмы – в них было легко и свободно, не то, что в
длинных, негнущихся, парчовых боярских одеяниях.
В Риге он сходил к цирюльнику, сбрив короткую бородку. Щеки были свежие и упругие – ни
единой морщинки. «Неплохо», - пробормотал Матвей. «Или это какой-то шведский медведь
сюда приехал, за Машкиными прелестями? Ну, посмотрим».
Он опустился в кресло, налил себе вина, и, достав купленный в Кракове набор тонкой
итальянской работы, принялся подпиливать ногти – серебряной пилочкой.
-Как интересно! – сказала Маша, глядя на развалины замка, что виднелись на холме. «Я и не
знала, что у ордена такая история».
-Ну вот, - сказал Питер, помогая ей сесть в седло, - а кроме Ливонского ордена, есть еще и
Мальтийский, и несколько других. Если бы мы были в Лондоне, я бы вам показал книги из
моей библиотеки – вы же читаете по-латыни?
-Нет, - смущенно сказала Маша, - только по-русски и по-немецки. А вы много языков знаете,
герр Питер?
-Нет, - он рассмеялся, - только четыре, и еще немного по-испански объясняюсь. Ну, латынь я
не считаю, на ней, кроме ученых и священников и не говорит сейчас никто.
Они ехали шагом по узкой тропе, среди зеленеющих полей. Было неожиданно тепло, почти
жарко, и Маша сняла с плеч шаль. Рыжеватые завитки волос спускались на нежную шею.
-А в Лондоне, наверное, красиво одеваются? – вздохнув, спросила она. «Ну, дамы».
-Очень, - улыбнулся Питер. «Сейчас в моде большие кружевные воротники, а чепцы – такие
как у вас, только дома носят. Волосы убирают под сетку – ее из золота делают, или серебра,
и украшают драгоценными камнями. Ну, или можно заказать берет из бархата – из Нового
Света сейчас привозят разноцветные перья птиц, на отделку. А на охоту дамы ездят в
высоких сапожках кожаных, юбках – тоже бархатных, и камзолах. Вы охотитесь?
Маша, опомнившись, закрыла рот, и грустно ответила: «Нет. У нас тут только богатые люди
охотятся – это дорогое развлечение».