o 8b191ad8675a2039

-Что десять талеров? – удивился Матвей.

-Ты мне проиграл десять талеров, - лазоревые глаза улыбнулись.

-Кому не везет в картах, - наставительно сказал Вельяминов, отсчитывая серебро, - тому

везет в любви. Спокойной ночи, герр Питер.

Матвей отложил купленный в Риге томик Ронсара и прислушался. Где-то неподалеку чуть

заскрипели половицы.

Он встал и подошел к окну. Огромная, черная равнина – без единого огонька, уходила куда-

то вдаль, и он поежился, думая о том, что где-то там, на востоке, за лесами лежит Москва.

-И так всегда? Всегда одному?- подумал он, ощущая лбом холод ставни. Он внезапно

вспомнил Ефимию, и, вздохнув, сказал: «Господи, ну забрал ты ее у меня, дак я знаю – то

моя вина была. Не наказывай ты меня больше, прошу».

Матвей взял свечу, и, осторожно открыв дверь, постучался в опочивальню Маши. Там, - он

застыл, затаив дыхание, - было тихо. Он чуть нажал на ручку, и остановился на пороге –

камин еле теплился и большая, старая кровать была пуста.

Ему снилась Марфа. Она лежала у него на груди, рассыпав бронзовые волосы, зевая, и,

приподняв голову, вдруг сказала: «Как вернешься из Курляндии своей, я травы пить брошу.

Девчонкам уже зимой три года будет, пора нам следующего рожать.

-Или следующую, - усмехнулся он, гладя ее пониже спины – там все было так же, как

пятнадцать лет назад. Он чуть шлепнул жену и прошептал: «Руку ведь отбить можно, и как

это ты так ухитряешься?».

-А я, Петька, хоть и маленькая, да крепкая, сам знаешь, - Марфа потянулась и поцеловала

его в губы. «Нет, в этот раз я нам мальчишку принесу, такого, как ты, синеглазого. Тебе же

дело надо кому-то передавать».

-Я, когда думал, что умру, там, в Италии, - смешливо сказал он, - себя успокаивал тем, что

ты за Федьку управлять будешь – ты ведь и так, когда меня нет, тут всем распоряжаешься. И

успешно, надо сказать.

Он с удивлением увидел, что жена чуть покраснела.

-Что? - ласково спросил Петя.

-Ну, - протянула жена, - от владельца «Клюге и Кроу» такое услышать – вещь редкая. Ты же

у нас хозяин требовательный.

-Очень, - медленно сказал он, и, потянувшись, перевернулся. «Я, Марфа, сейчас покажу

тебе, какой я требовательный», - он провел губами по ее щиколотке и дальше, – вверх, туда,

где все было гладким и горячим.

-Еще, - попросила Марфа.

-Да я только начал, счастье мое, - успокоил ее муж. «Уж не волнуйся, до рассвета ты у меня

не заснешь, не позволю».

Он проснулся от поцелуя – нежного, будто кто-то водил лепестком цветка по его губам. Еще

в полудреме он погладил густые волосы и шепнул: «Счастье мое, это ты?».

-Я, - тихо ответил женский голос, и он, открыв глаза, застыл, боясь даже пошевелиться.

Рыжеватые косы были распущены и в свете единой свечи в ее глазах играли озорные

искорки. Смятая рубашка лежала на полу.

У нее была маленькая, девичья грудь. Маша потянулась к нему и тихо сказала: «Вот, я и

пришла».

Матвей выругался сквозь зубы и, обернувшись к двери, подумал: «Ну не к Петьке же в

опочивальню ломиться, стаскивать его с моей любезной родственницы. Как бы Машка

завтра с ним вместе в Ригу не отправилась, а оттуда – в Лондон. Там ее уже никому не

достать – даже мне, тем более, если повенчаются они.

Хотя нет, Магнус пока жив, и, если уж так – пусть живет как можно дольше. Тогда дети ее от

Петьки ублюдками будут, трона московского им не видать. Эх, надо было мне раньше сюда

приехать – но кто, же знал? А если... – он замер на мгновение и вдруг вздохнул: «Нет, сюда

она уже сегодня не явится – будет там, у него нежиться до утра».

Он зевнул, и, пристроив свечу на покосившийся стол, сел в кресло. Отчаянно хотелось спать,

и Матвей, потянув с кровати прохудившееся, побитое молью одеяло, завернувшись в него,

закрыл глаза.

-Ваша светлость, - пробормотал Петя, отодвигаясь как можно дальше от этой теплой груди.

«Что...»

-Увезите меня в Лондон, -глядя прямо ему в глаза, попросила Маша. «Пожалуйста».

Он откашлялся, и сказал, избегая этого требовательного, настойчивого взгляда: «Вы меня не

так поняли, ваша светлость. Я буду рад видеть вас в Лондоне – как свою гостью, не более».

-Я вам не нравлюсь? – темные ресницы дрогнули и она с усмешкой посмотрела вниз.

-Нравитесь, - обреченно сказал Петя, подумав: «Ну не спорить же с очевидным».

-Ну вот, - Маша улыбнулась, и нежно провела ладонью по его щеке. «Поцелуйте меня, герр

Питер».

-Нет, - сжав зубы, ответил он. «Я женат, ваша светлость, а вы – замужем. Прошу вас, не

надо».

-Я вас люблю, - прошептала Маша. «Мне все равно».

-А мне – нет, - он встал, и, все еще не глядя на нее, стал одеваться. «И уходите, ваша

светлость, иначе придется уйти мне».

- Пожалуйста, - она вдруг, - Петя даже не успел опомниться, - оказалась на коленях.

Большие глаза набухли слезами. «Я умоляю вас, просто увезите меня – не женой, нет, раз

вы женаты – кем угодно! Только бы мне быть с вами!»

-Ваша светлость, - он выдохнул, чувствуя, как опять закололо в левой руке, - я могу вас

увезти, - Петя помедлил, - как гостью английской короны. Но не более.

Он поднял с пола ее рубашку, и, отвернувшись, протянул ее Маше: «Оденьтесь, пожалуйста.