Архиерей до малого входа не вступает в алтарь. Все это время он пребывает среди церкви, здесь он облачается при торжественном пении хора и выслушивает начало литургии в молчании. При виде износимого Евангелия он вместе со священнослужащими приглашает всех поклониться Христу и, осенив народ дикирием и трикирием на все четыре стороны, шествует в алтарь при всенародном пении: «Приидите, поклонимся и припадем ко Христу…».
Представляя всегда в своем лице Самого Иисуса Христа, архиерей пребыванием до малого входа среди народа изображает Иисуса Христа, пришедшего в мир взыскать погибших, но еще не явившего Себя миру и пребывающего в безвестности. И так как явление Христа на проповедь изображается изнесением Евангелия на малом входе, то и архиерей вместе с ним входит в алтарь.
В то время, как хор поет тропари и кондаки по чину и дню, архиерей кадит престол, жертвенник и весь алтарь, держа в левой руке дикирий. Потом исходит чрез царские двери и кадит образа Спасителя и Богородицы и весь иконостас, потом кадит стоящих на обеих клиросах и затем народ.
Дикирий указывает в архиерее служителя тайн Бога, воплотившегося и поклоняемого в двух естествах (Божеском и человеческом).
К жертвеннику архиерей приступает во время пения Херувимской песни перед великим входом, но перед этим он совершает умовение рук. Он умывает руки перед всем народом. Этим обрядом он свидетельствует чистоту и незазорность своей совести, с которой приступает к священнодействию. Этим он и народу внушает, что к страшным Тайнам Христовым должно приступать в чистоте телесной и духовной. Обряд умовения рук архиереем есть воспоминание о древней практике Церкви: древние священнослужители совершали, в том же смысле, как и ныне архиерей, умовение рук перед перенесением Даров.
Перед выносом святых Даров архиерей, приступив к жертвеннику, берет заздравную просфору и вынимает из нее частицы за себя и за всех вместе с ним служащих священнослужителей, для чего каждый из них подходит к архиерею, целует его в правое плечо, и называя свое имя, просит помянуть. Архиерей поминает своих близких, кого сам желает помянуть, и кого просили помянуть. Вынутые частицы он полагает на дискос в ряд живых.
Из другой просфоры архиерей вынимает частицы с молитвой об усопших: кого сам желает помянуть и кого просили помянуть. Эти частицы он кладет на дискос в ряд усопших.
После этого архиерей берет у диакона кадило и кадит святое Предложение. Возвратив кадило диакону, он снимает воздух и кладет на левое плечо диакона, держащего кадило, затем берет дискос со святым Агнцем и передает протодиакону, святую Чашу передает первому священнику для совершения великого входа.
Сам архиерей в великом входе не участвует. Он встречает его в царских дверях и, приняв от протодиакона дискос и помянув перед лицом Господа Святейшего Патриарха, относит дискос в алтарь и ставит на престол. Возвратившись на прежнее место, он берет из рук священника чашу и, помянув всех православных христиан, относит в алтарь и ставит ее на престол. После этого в алтарь входят священнослужители и занимают свои места.
После поставления святых Даров на престол священнодействующие испрашивают молитв от служащих, укрепляют друг друга молитвами и призывают в помощь и благопоспешение к предстоящему служению силу и действие Пресвятого Духа.
Архиерей же, испросив молитв от священнослужителей, исходит из алтаря и осеняет народ свечами, молясь о нем и испрашивая у него молитв и о себе, на что народ вместе с хором мысленно отвечает:
О вечери любви
В древние времена, начиная с времен апостольских, литургия именовалась по-разному, в том числе и Вечерей Господней или Вечерей любви.
Такое название она получила потому, что на первой Евхаристии в Сионской горнице Христос оставил человечеству новую заповедь о любви, и потому еще, что литургия в те времена совершалась вечером. С течением времени, когда число верующих значительно возросло и когда составлен был чин литургии, Вечерей любви стала именоваться только общая трапеза, которая устраивалась после совершения святой Евхаристии. На общую трапезу приносили из дома кто что мог. Это была трогательная картина небесного пиршества в самом доме Божием, на котором все пировавшие были святы, все были с чистым младенческим сердцем. В таком блаженном состоянии они вели беседу, как бы у Самого Господа на небесах.