o c24ec28d571a6d65

- Пойдем, Гриша, - она чуть помолчала и указала на чум. «Разговор у меня до тебя есть».

Василиса сидела, уставившись на костер , и муж вдруг испугался, увидев слезы в ее глазах.

Гриша сбросил полушубок, - в чуме было жарко, - и сказал: «А ну иди сюда, я тебя обниму, и

тогда уж говорить будешь. Дай руку».

Жена протянула маленькую, - как у ребенка, - ручку, и Гриша, перевернув ее, поцеловал

смуглые костяшки пальцев. «Скучал, - сказал мужчина, вздохнув. «Даже и не сказать, как

скучал о вас».

- Гриша, - еле слышно сказала Василиса, - как ты уехал, так Федосья Петровна с батюшкой

своим на охоту отправились. Я стала избу ее мыть, Никитка тоже при мне был, и наместник

туда пришел. Он мальчика нашего утопить грозился, в ведро с ледяной водой его окунал,

если я не, - девушка помолчала, и, закусив губу, продолжила, - если я не буду..., - она

хватила воздуха ртом и обреченно закончила:

- Никитка так плакал, так плакал, его надо было в сухое переодеть, и покормить, иначе бы он

заболел, Гриша! Я не могла, не могла, это же сыночек наш, ну как я могла смотреть на

страдания его!

Муж молчал.

- И потом…, потом наместник мне пригрозил, что тебе все расскажет, Гриша, и ты меня

выгонишь, а Никитку заберешь, - сухим, измученным голосом проговорила Василиса.

«Гриша, я все понимаю, Никитка же грудной еще, я докормлю его, и уйду, следующей зимой

уйду, и ты меня не увидишь более. А спать я в сенях могу, ты не бойся». Она, наконец,

разрыдалась, уронив голову на колени, обхватив их руками.

- Что? – вдруг, будто очнувшись, сказал Гриша. «В каких еще сенях? И куда это ты уходить

собралась, скажи на милость?».

- В стойбище, к семье своей, - шмыгнула носом девушка. «Ты же не будешь со мной жить

после этого, кто я теперь?».

- Ты моя жена,- он потянул Василису к себе, - сильно, - и усадил рядом. «И всегда ею

будешь, пока живы мы. И любить я тебя всегда буду, что бы ни случилось, поняла? – Гриша

чуть коснулся ее теплого, заплаканного лица и повторил: «Что бы ни случилось, Василиса,

до конца дней моих. Нас Господь соединил, и человеку такое не под силу разрушить».

- Мне батюшка то же самое сказал, - девушка взяла руку мужа и прижалась к ней губами. «Я

же грех, какой сотворила, Гриша, хотела руки на себя наложить, Федосья Петровна меня с

петлей на шее застала».

У него, - он почувствовал, - перехватило дыхание. «А что бы я делал тогда? – тихо спросил

муж. «Как бы я жил дальше, счастье мое, без тебя? - он вдохнул ее запах, - молоко, дым,

какие-то травы, и тихо попросил: «Счастье мое, я знаю, нельзя сейчас, но я так скучал, так

скучал. Пожалуйста».

Василиса ощутила его губы, - нежнее их ничего на свете не было, и вдруг, повернувшись,

сама поцеловала его: «Гриша, - шепнула она, - Гриша, милый мой…»

-Что-то долго они, - озабоченно сказал Волк, и взглянул на жену. Никитка спокойно дремал

на ее руках. «Ну, так и не виделись долго, - усмехнулась Федосья, чуть покачивая младенца.

- А я? – обиженно ответил Михайло. «Мало того, что ты под нартами в снегу ночевала,

любовь моя, а не у меня на плече, как положено, - так теперь я что – должен сидеть рядом, и

даже поцеловать тебя не могу?»

- Отчего же не можешь? – Федосья медленно повернулась к нему. «Очень даже можешь,

Михайло Данилович». Волк посмотрел на ее полуоткрытые, полные, вишневые губы, и

шепнул: «А вот нет, Федосья Петровна. Я сначала сделаю, что обещал, а потом уже тобой

займусь – обстоятельно, мне много времени потребуется, а торопиться я не хочу».

- Я запомню, - пообещала жена и нежно сказала: «Просыпается».

Волк улыбнулся, глядя на зевающего ребенка. «Я раньше думал, как сын у нас народится,

Данилой его назвать, по батюшке моему, - он хмыкнул, - а теперь…»

- Данила хорошее имя, - отозвалась Федосья. «А что того, - она махнула рукой на восток, -

мерзавца так кличут, - сие неважно, Волк. Данилой и назовем».

Муж испытующе поглядел на нее, но Федосья только усмехнулась и проговорила: «Ну, и где

там мать сего младенца, он сейчас тут так раскричится, что в крепостце услышат».

Василиса, - с растрепанными волосами, румяная, как была, - босиком, - выскочила из чума.

Подбежав к нартам, она забрала ребенка.

- Мы скоро, - пообещала она, откидывая полог, забираясь внутрь. «Скоро».

Волк расхохотался и обнял жену. «Давай-ка, Федосья Петровна, расскажу тебе, что мы с

Гришей придумали – как батюшку твоего вызволить».

Мужчины стояли на обрыве Туры, глядя на темную громаду крепостцы чуть ниже по течению.

Всходила зыбкая, большая, бледная луна, где-то в лесу кричала птица – низко, тоскливо.

Гриша, засунув руки в карманы полушубка, вдруг вспомнил, как жена, томно потянувшись,

сказала: «А ну давай зашью, распорол где-то, и так ходишь».

Она шила, опираясь на локоть, а Гриша целовал ее теплую спину – от стройной шеи вниз,

туда, где было уже совсем горячо. Василиса только посмеивалась, а потом, отложив иглу,

расстелив полушубок, потянула его к себе. «На совесть, - сказал он одобрительно,

рассматривая шов. «Ну, я тогда тоже кое-что на совесть сделаю, счастье мое». Девушка

уместила стройные ноги у него на спине, и, приподнявшись, шепнула: «Ты всегда сие на