o c24ec28d571a6d65

совесть делаешь, Григорий Никитич».

-Мне наместника убить надо, - равнодушно сказал Гриша, рассматривая белое пространство

равнины на том берегу реки.

- Нет, - ответил Волк. «У тебя сын. Сие тебе не стрельцов сонным отваром поить, сие дело

опасное. А я бездетный пока, - он пожал плечами, - мне не страшно. Да и потом, Григорий

Никитич, ты, сколько людей в своей жизни убил?

- Ни одного, - буркнул Гриша.

- Ну вот, - рассудительно ответил Михайло, - а у меня оных – я и считать бросил, в шесть лет

меня батюшка с собой на большую дорогу взял, а уж с тех пор, - он махнул рукой.

- Однако помощь твоя и тут понадобится, инструмент кое-какой для сего надо будет из

кузницы твоей принести. Опять же мед надо в нашем лабазе забрать, для сбитня твоего

именинного, - Волк нехорошо улыбнулся. «А потом сделаем все, и уйдем».

- Я тоже про сие думал, - Гриша помолчал, - не хочу я тут жить после всего этого, да и

Василиса, сам понимаешь, тоже».

- Да уж, - Волк помолчал, и, вдруг, улыбаясь, сказал: «Иди сюда. Нарисую кое-что».

В свете луны линии на снегу были четкими и Гриша, присев, посмотрев на них, задумчиво

произнес: «Сие, конечно дело безумное, Волк, но я с тобой. До конца».

- Это Федосья мне чертила, еще там, - Михайло указал на юг. «Опять же, и батюшка ее с

нами будет, он землю эту знает, все легче идти».

- Думаешь, согласится он? – спросил Гриша.

Волк усмехнулся, и стер со снега грубый рисунок земных полушарий: «Что мне Федосья про

тестя моего рассказывала, Гриша, – так князь Тайбохтой вперед нас с тобой на восток

побежит».

В общей трапезной было шумно, трещали, чадили грубые свечи, на обструганных столах

громоздились горы рыбьих костей. В деревянных мисках дымилась еще горячая уха.

Гриша и отец Никифор втащили четыре ведра со свежим сбитнем, и мужчина, улыбаясь,

сказал: «Как завтра именины мои, на святителя Григория Двоеслова, а водку нельзя – Пост

Великий идет, так сбитня за мое здоровье выпейте!»

Дружинники одобрительно зашумели.

- А что это брат мой тебя отпустил, Григорий Никитич? – внимательно посмотрел на него

сидящий за главным столом наместник. Яков Чулков легко встал и подошел к кузнецу.

«Пасхи ж не было еще, или закончили вы там кузницу ладить?»

- Закончили, - улыбаясь, ответил Гриша, глядя в голубые глаза наместника. «Да и

сродственники мои по жене туда, к Тоболу, прикочевали, с ними мы и вернулись. Василиса

Николаевна с сыном сейчас у них гостит, в стойбище».

- То-то я смотрю, не видно ее давно, - пробормотал Чулков. «И что же, долго она там

пробудет?».

- Недолго, - уверил его Гриша, и, ласково улыбаясь, спросил: «За мое здоровье-то стаканчик

пропустите, ваша милость? Сбитень хороший, с травами, что жена моя и Федосья Петровна

летом сбирали».

Наместник отпил и сказал: «Вкусно, да. А вы, как с Тобольска сюда шли, Федосью Петровну

не встречали? Пропала она, сбежала».

- Да нет, - пожал плечами Григорий Никитич, - не было ее по дороге. А батюшка ее что?

- Да вот, - Яков Чулков строго взглянул на отца Никифора, - завтра уж и креститься должен,

помните, же что я вам говорил?

- Да, - мягко подтвердил священник и стал разливать сбитень по кружкам.

Волк, оглянувшись на плотно закрытые ставни горницы, осторожно зажег свечу и пристроил

ее на полу. В избе у Гриши было холодно, пар шел изо рта, и Волк плотнее замотал вокруг

шеи соболий шарф.

«Так, - он оглянулся, - золото с камнями я принес, Гриша их заберет, пригодится по дороге,

если вдруг что. Мне-то на дело с ними идти не след. Стрельцы, те, что воеводскую избу

охраняют, - вряд ли им много сбитня досталось, те, что в остроге – те спать будут, а вот эти

– не думаю».

Волк проверил пищаль за поясом и подумал: «Палить не буду. Тут как в том деле на Китай-

городе – сделаю все тихо и быстро». Он достал кинжал и полюбовался игрой металла в огне

свечи. «Господи, ну и руки, - пробормотал он, глядя на свои красивые, длинные пальцы.

«Вот, истинно, пару лет топор подержишь – и уже не верится, что я когда-то ими кошельки

подрезал, да так, что не было на Москве карманника лучше меня».

Михайло достал из-за пазухи тряпицу с медвежьим жиром и долго, обстоятельно смазывал

им руки, одновременно разминая их. «Вот, уже лучше, - одобрительно сказал он себе,

берясь за грубую, наскоро выкованную другом отмычку. «Господи, - он вздохнул, - видел бы

Гриша, какой инструмент у моих дружков на Москве был. Как это Егорка пьяным тогда

хвалился – вроде ему отмычки тот же мастер немец делал, что куранты на Спасских воротах

устанавливал».

Тайбохтой пошевелился и поднял закованную в цепь руку. «И дверь, какую, смотри,

поставили, - смешливо подумал он. «Так просто, плечом, ее не выбьешь, тяжелая дверь,

толстая. Да, надолго сюда русские явились, обстоятельно, коли такое строить стали.

Уходить отсюда надо, дальше.

С Ермаком Тимофеевичем я бы ужился, конечно, а вот с этим, - вождь поморщился, - вряд

ли получится. Ну, ничего, Ланки все сделает, как надо, она девочка умная, как мать ее. А все

же хотел бы я Локку-то еще раз увидеть, напоследок, прощения у нее попросить.

- Тихо-то как, - он склонил голову, прислушиваясь. «Как с трапезы их воины вернулись, так и