o c24ec28d571a6d65

- Почему два? – нахмурился Волк.

- Потому, - ядовито ответил Тайбохтой, - что на восток дорога долгая, я, может, женюсь еще,

не тебе ж одному с семьей кочевать, зять».

Мужчины чуть отстали, и, Волк, вынув из-за пазухи мешочек, протянул его Грише. Тот

посмотрел на два заледеневших, голубых глаза, и, размахнувшись, бросил его в снег.

- Спасибо, Волк, - сказал Григорий Никитич, и они пошли навстречу женам.

Эпилог

Восточная Сибирь, сентябрь 1586 года

- Никогда я не думал, что возможно сие, - сказал Гриша, сглотнув, и шагнул ближе к обрыву.

Водная гладь расстилалась перед ними – бескрайняя, огромная, блистающая под лучами

еще теплого, осеннего солнца.

Волк стоял, молча, держа под уздцы двух низеньких, крепких лошадок. Снизу, из распадка,

где бежал по камням ручей, поднимался легкий дымок. Женщина, что возилась у входа в

юрту, подняла голову, и, помахав рукой, закричала: «Рыба изжарилась почти, спускайтесь».

На мелководье вторая женщина – высокая, на сносях, смеясь, опускала большого, толстого

ребенка ножками в воду. Тот заливисто хохотал и норовил пойти сам.

- Холодная же, - озабоченно сказал Гриша.

-Здоровей будет, - усмехнулся Волк и добавил: «А ты думаешь, я сие представлял, как на

восток мы отправились? Помнишь, нам атаман о Белом море рассказывал? Однако, сие,

Григорий Никитич, не океан еще – сам же видишь, вода в нем не соленая».

- Я такой вкусной воды в жизни не пил, - отозвался второй мужчина. «И прозрачная какая. Да

и рыбы тут – вон, я вчера к палке веревку с гвоздем привязал, червяка насадил, - и только

успевай таскать. Вон, - он приставил ладонь к глазам, - Тайбохтой едет, утки сегодня на ужин

будут, у него все седло оными обвешано».

Князь спешился и сказал, смешливо глядя на мужчин темными, миндалевидными глазами:

«Сие озеро, местные его, - он помедлил, вспоминая, «Бэйгхэл» называют. От реки этой

большой, - он показал себе за спину, - по коей мы пришли сюда, они говорят – на полночь

дорога долгая, а на полдень – быстрая. А там, на полудне, озеро это и заканчивается»

Волк присел и быстро нарисовал что-то палкой на земле. «Ну да, - вгляделся Тайбохтой, -

все так».

-Может, и перезимовать тогда здесь? – задумался Гриша. «Или до холодов все же лучше

дальше на восход податься?».

- Когда срок-то у жены твоей? – взглянул Тайбохтой на зятя.

-Да вроде сейчас, говорит, в любой день может начаться, - Волк улыбнулся. «И на том

спасибо, что хоть признается, а то вон – до седьмого, что ли месяца, молчала».

- Ну, давайте тогда подождем, как родит она, - приговорил Тайбохтой, - а там и двинемся. До

зимы к восточному берегу доберемся, и там уж осядем, а как теплее станет, - далее пойдем.

- А что местные говорят, Тайбохтой, - спросил Гриша, когда они уже шли к озеру, ведя за

собой лошадей - далеко отсюда этот океан-то?

Князь рассмеялся, и перекинул на плечо темную, тяжелую косу. «Да тут про него и не

слышал никто, Григорий. Люди здешние хорошие, но сами недавно сюда с запада пришли,

не знают, что вокруг».

- А на каком языке вы с ними разговаривали-то? – ухмыльнулся Волк.

- А ты ж сам оного большой мастер, зять, - подтолкнул его Тайбохтой. «В нем на пальцах

объясняешься». Мужчины расхохотались, и, Гриша, вдохнув запах жареной рыбы, сказал:

«Может, лодку смастерить? Ну, такую лодку, на коей мы по рекам сюда шли. Все ж водой-то

удобнее до другого берега добираться будет».

- Опасно сие, как мне кажется – хмыкнул Волк. «То ж не река, то хоть и озеро – а все одно,

берегов-то не видно. Еще ветер начнется».

- Может, - Тайбохтой зорко посмотрел на зятя. «Однако ж давайте, все равно ее сделаем, мы

тут до следующей луны пробудем, как сын твой окрепнет, как раз и научитесь на воде-то с

ней управляться. Пригодится. Ты ж, Григорий, говорил, что у вас там, за Большим Камнем,

по ветру на лодках ходят?».

- Ну да, - подтвердил Гриша. «Из шкуры хороший парус выйдет».

- Решено тогда, - Тайбохтой посмотрел на изумленное лицо Волка и добавил: «Сын у тебя

будет, сын, уж поверь моему слову».

Женщины сидели на большой, расстеленной у ручья шкуре и ощипывали уток. Никитка

ползал между ними, играя с шишками, то сгребая их вместе, то разбрасывая по сторонам.

- Хорошо, что орехов собрали, - сказала Федосья, потирая поясницу. «Надо будет почистить

немножко, и масла из них выжать, а остальные так с собой возьмем.

Никитка подполз к матери, и чуть шатаясь, приподнявшись на крепких ножках, зашарил рукой

у ворота ее легкой, кожаной парки.

Василиса смешливо проворчала: «Обжора», и развязав парку, устроив ребенка на коленях,

дала ему грудь.

- Хорошо тебе, - вздохнула Федосья, - ты в штанах, а я уже месяц ни в одни не влезаю.

- Да сейчас родишь и влезешь, - успокоила ее подруга, глядя на сшитый из оленьей шкуры,

украшенный мехом белки халат Федосьи. «А этот сложим и оставим – все равно пригодится,

не следующим годом, так после него».

- Трав-то дать тебе, к весне? – зорко посмотрела на нее Федосья. «Говорила ты с Гришей?».

- Решили, что этим годом не надо, - улыбнулась Василиса, - братика или сестричку для

Никитки родим, чтобы ему веселее было, а уж потом буду пить. Вы ж дальше пойдете с

Волком, а мы останемся».