o c24ec28d571a6d65

усмехнулась: «А я с вещами, дорогой Себастьян, все же поеду морем. Ты уж прости,

любимый муж».

Часть одиннадцатая

Карибское море, весна 1594 года

Комендант порта Веракрус посмотрел на высокую, роскошно одетую женщину, что сидела

напротив, и устало повторил:

- Сеньора Вискайно, я понимаю, что вы торопитесь к мужу и детям, я видел письмо

губернатора Акапулько, в котором он предписывает оказывать вам всяческое содействие, но

я еще раз повторяю – в море опасно. Куэрво где-то здесь, и его приятель, Фрэнсис Дрейк –

тоже. За эту зиму мы уже потеряли больше двух десятков галеонов.

- Мои вещи уже вторую неделю лежат в трюмах, - взорвалась женщина, - сколько еще я буду

ждать отплытия? Я бы давно уже очутилась в Картахене, если бы вы, сеньор, как следует,

выполняли свою работу. Почему-то у нас, там, - она махнула головой на запад, - никто не

слышал ни о каких англичанах, а у вас тут они кишмя кишат.

Моряк, было, хотел посоветовать сеньоре, взглянуть на карту. Однако увидев разъяренные,

зеленые, - как у пантеры, - глаза, он сдержался.

- У вас, видимо, нет семьи, - ядовито заметила сеньора, поднимаясь. Капитан тут же вскочил

с места и согласился: «Нет».

- Тогда вам не понять страдания матери, разлученной со своими детьми, - вздохнула

женщина, и комендант с ужасом увидел, как на смуглую щеку скатывается прозрачная

слезинка.

- Сеньора Вискайно, я вас прошу, - забормотал он, - только не плачьте. Я просто хотел,

чтобы вы путешествовали, как пристало жене такого высокопоставленного лица, с

удобствами…

- Я готова ехать хоть на палубе, - гордо откинула голову сеньора, - только бы оказаться

рядом со своей семьей.

- На палубе не надо, что вы, - ужаснулся комендант, - я сегодня же велю перегрузить ваши

вещи на «Святую Терезу», это военный галеон, на нем семьдесят пушек, он идет на юг, в Ла-

Плату, со срочными донесениями, и золотом. Капитан уступит вам свою каюту, и вы быстро

доберетесь до Картахены, корабль сделает там остановку, чтобы пополнить запасы воды и

провизии.

- Я буду молиться Святой Деве о вас, сеньор! – горячо проговорила женщина, и моряк

почувствовал, что краснеет.

- Ну что вы, сеньора Вискайно, - пробормотал он, - что вы…, Завтра на рассвете вы

отплывете. Я надеюсь, с вашими комнатами тут, в Веракрусе, все было в порядке?

- Я живу в губернаторской резиденции, - улыбнулась сеньора Вискайно, - его светлость и мой

муж - друзья.

Она вышла из прохладного здания, и, развернув кружевной зонтик, немного постояла, глядя

на бирюзовую гладь воды, блестящую в лучах полуденного солнца.

- Ну что ж, завтра так завтра, - тихо сказала сеньора Вискайно, и, шурша юбками, пошла в

кафедральный собор – как раз звонили к обедне.

Ворон оторвался от карты и взглянул на человека, что стоял в дверях каюты. «Что там,

мистер Гринвилль? - спросил капитан устало.

- Шлюпка из Веракруса, со сведениями о кораблях, что отплывают на этой неделе, - сказал

помощник, и, чуть помявшись, добавил: «Про капитана Кроу опять ничего нет, простите».

- Да я уж понял, - вздохнул Ворон, и, выйдя на палубу, передав золото неприметному

человеку, - по виду рыбаку, - просмотрел список.

Гринвилль увидел, как изменилось лицо капитана, и чуть поежился – лазоревый глаз играл

холодным, смертельным блеском.

- «Святая Тереза», - сказал он коротко, передавая измятый лист бумаги помощнику.

- У них семьдесят пушек, - хмыкнул Гринвилль.

- А у нас – сто двадцать, - Ворон усмехнулся. Гринвилль увидел торопливую приписку под

сведениями о корабле и медленно проговорил: «Я вас понял, капитан».

- Жаль, что у нас нет ничего на носу, - вдруг рассмеялся Ворон. «На моей «Жемчужине», в

старые времена была этакая наяда с голой грудью».

- Ну, - сказал Гринвилль, сворачивая список, - это можно исправить, сэр Стивен.

- Надо подумать, как прибить покрепче, - Ворон погладил короткую, с чуть заметной сединой

бороду. «Я очень хочу, чтобы сеньор Вискайно перед смертью успел полюбоваться нашим

новым, - он помедлил, - украшением. Ну и экипаж, разумеется, тоже порадуется. Сколько у

нас сейчас в команде, мистер Гринвилль?

- Сто восемьдесят четыре человека, - отчеканил помощник.

- Как раз, пока мы ждем остальные корабли, будет, чем заняться, - капитан посмотрел на

закатное небо и велел: «Давайте, мистер Гринвилль, меняем курс».

Он лежал, смотря в знакомый, до последней доски потолок каюты. Снаружи было уже темно,

дул легкий, но постоянный западный ветерок, и Ворон вдруг подумал: «Что ж ты так, мой

мальчик? Я же просил тебя – будь осторожен, не лезь на рожон. Ну да, двадцать два года,

конечно, ты сам таким был. И в Акапулько у нас никого нет – не узнать. Хоть бы он не

мучился перед смертью. Я бы тоже хотел, - он почувствовал, как чуть улыбнулся, - не

мучиться. Ну, это уж как Господь рассудит, конечно».

Ворон повернулся на бок, и при свете свечи, что горела в фонаре на переборке, посмотрел

на свою руку. «Сколько ж лет назад я эту татуировку сделал? – пробормотал он. Он поглядел

на почти совсем не заметную, стершуюся звезду между большим и указательным пальцами.

«Да, в первом же плавании, еще девятнадцати мне не было. Правильно меня Йохансен