o c24ec28d571a6d65

пряным и теплым, как в детстве. «Теперь покажи мне, откуда вы шли в Японию, - велел

Ворон.

- Да этого места и на карте нет, - запротестовала она, и, вглядевшись, сказала: «Вот отсюда,

примерно».

- Ну, - сказал Степан, - даже если твой муж и очень хорошо плавал, навряд ли он выжил, тем

более в бурю. Как ты за Вискайно замужем оказалась, потом?

Тео вдруг вспомнила кровь на белом песке, и стала говорить, глотая слезы. «Тем больше

причин его убить, - процедил дядя, и, помолчав, спросил: «А эта девочка, Марта, она твоя

дочь?».

- Приемная, - вытирая слезы платком, успокаиваясь, сказала Тео. «Но какая разница?»

- Никакой, понятное дело, - пробормотал Ворон. «Я вот что сделал – в резиденции капитана

Вискайно теперь есть мои глаза и уши, - он со значением положил руку на мешок с золотом, -

как только сеньор Себастьян вернется, мне сообщат.

- А, и еще одно, - Степан вдруг рассмеялся, - там знают, что «Святая Тереза» погибла, так,

что по тебе уже и заупокойные мессы отпели. Но ты не волнуйся, матушку твою тоже

отпевали, во время оно, а она после этого и венчалась, и детей рожала.

- Мне Дэниела с Мартой жалко, - сцепила пальцы Тео, - они же плачут, бедные, наверное.

- Зато тебя увидят, - и обрадуются, - усмехнулся дядя, и велел: «Иди в лазарет, раз уж ты

тут – так мистеру Мэйхью поможешь, там тоже прибраться надо».

Она чуть присела и вышла, покачивая изящной спиной. Ворон еще раз взглянул на карту и

пробормотал: «Ничего-то мы не знаем, ничего. К северу от Японии, вот эти острова, где Тео

была – что это за острова? Один Господь ведает. Надо Нику сказать, как появится – во льды

ему пока идти не надо, молод он еще, а туда – почему бы и не сплавать? И правильно я ей

не сказал, что Вискайно приехал в Картахену без детей, - иначе ее было бы, не удержать,

вплавь бы туда отправилась – искать их».

Степан налил себе рома, - полный стакан, и, подойдя к распахнутым ставням, вгляделся в

море. «Пока «Желание» дойдет до Плимута, пока там соберут с десяток кораблей, пока они

сюда явятся – это уж и зима будет. Может, надо было ее с «Желанием» отправить – да не

поехала бы она, что эта, что мать ее – за детей зубами горло перегрызут. И правильно,

конечно.

Но что, же этот подонок с малышами сделал? В монастырь, что ли, по дороге сдал? Ладно, -

он выпил и вдохнул соленый ветер с запада, - у меня еще будет возможность поговорить с

сеньором Себастьяном лично, так сказать. Наедине. Да, cудя по всему, этим летом Мирьям

меня и Ника не дождется. Ну ладно, хоть весточку послал. А зимой мы снесем с лица земли

этот вшивый городишко, и можно будет идти домой».

- А почему вы крабов не едите? – спросила Тео за ужином, который был накрыт в

капитанской каюте. «Они свежие, вкусные очень, я ведь еще теперь и на камбузе помогаю.

Вы простите, что без вашего разрешения, - она зарделась.

-Не хочу, - коротко ответил Степан. «Ну что с тобой делать, - работай, если взялась, - он

рассмеялся и заметил, накладывая себе рыбу: «Я всякого нового кока непременно учу так

готовить, как в Индии – я еще со времен Гоа острую еду полюбил».

- Мне мистер Гринвилль говорил, - тихо сказала Тео и опустила глаза.

- Да, - вспомнил Степан, - это ведь там было, у нее. Уже и вечер был, звезды там такие

крупные, каких я на Москве ни разу и не видел. Она тогда перевернулась, посмотрела на

меня и рассмеялась – ну конечно, мы весь день с этого ее ковра не вставали. То есть, нет,

вставали, но не для этого, - он почувствовал, что чуть краснеет. Ну, и она завернулась в

какую-то тряпку и принесла с кухни поесть. Я думал, что не выживу – такое оно огненное

было. Потом ничего, понравилось. А еще она кокосового молока принесла – холодного,

отпила, и этак на меня посмотрела. Господи, какое оно было вкусное – из ее губ-то».

Тео замерла – Ворон сидел, смотря куда-то вдаль, и улыбался – едва заметно, ласково.

- Ну что сидишь, - сварливо сказал он, отодвигая тарелку. «Убирайся тут и отправляйся на

камбуз, - мне судовой журнал писать надо».

Дон Луис спешился во дворе крепости и, бросив поводья слуге, снял с седла связку бумаг.

- Здравствуйте, - раздался смешливый голос.

- Донья Эухения , - поклонился он. Девушка стояла, вертя в руках зонтик, смотря на него

карими, веселыми глазами.

- Как ваши странствия, дон Луис? – спросила она. «Видели крокодилов?».

- Я уже имел честь их видеть на Амазонке, - рассмеялся он. «Здешние, правда, будут

крупнее. А вот змей, таких, как в Южной Америке – тут нет, донья Эухения. Привез вашему

батюшке новые карты, думаю, он останется доволен. Не скучно тут вам?».

Донья Эухения сморщила нежный носик. «Ну, тут не Гавана, конечно, - я ведь там родилась,

дон Луис, а как матушка умерла, - девушка перекрестилась, - и папу сюда комендантом

назначили, мы и переехали, - но тоже интересно». Она чуть вздохнула - глухое, скромное

платье едва заколебалось, вздрогнул высокий, кружевной воротник, и она присев, сказала:

«Не буду вас задерживать».

Николас Кроу посмотрел ей вслед и велел себе: «А ну прекрати!». Ей было шестнадцать, и

она была вся – будто сделана из самого белого, самого сладкого сахара. Юноша вспомнил,