Дина всю дорогу жалуется то на Рику, то на Терезу, то на бесконечную глупость и бессмысленность происходящего, недоумевает, зачем она вообще сюда приехала. Поскорее бы ей вернуться домой: все оказалось совсем не так, как она ожидала. Я слышала это уже множество раз и могу пропеть с ней ту же самую песню хором, я даже начинаю поддакивать, но потом останавливаюсь и больше ничего не говорю. Я согласна с каждым ее словом, но у меня больше нет сил говорить об этом, раз за разом воспроизводя одни и те же картины и эмоции. Голову снова пытается сдавить железный обруч — какое-то невыносимое, невозможное напряжение. Я молчу и только слушаю, как Дина снова и снова, как заклинание, повторяет до боли знакомый перечень жалоб.
Мы играем ровно пять минут. Потом я неудачно бросаюсь за воланчиком, падаю, подворачиваю ногу. Она мгновенно распухает, образуя неестественно ровную круглую опухоль на щиколотке. На мгновенье я замираю на полу от боли и даже плачу. Бадминтон на этом для меня заканчивается.
Несмотря на лодыжку, мне почему-то становится легче. Я сижу и уже никуда не спешу, не переживаю, ни к чему не стремлюсь. Я даже не обеспокоена тем, что вечер так внезапно и нелепо закончился, выходные наверняка насмарку и предстоит еще не понятно какая возня из-за этого происшествия. Все это неважно, потому что как будто моя подвернутая нога и боль взяли на себя накопившийся негатив, а я, наоборот, освободилась от него.
Неожиданно совершенно посторонние люди проявляют столько внимания и участия, сколько не было ни от кого за целый год. Это люди, которых я вижу впервые в жизни. Вместе с Диной один таскает меня под руку, пока я, держась за него, неловко прыгаю на одной ноге в медпункт. Еще одна девчонка откуда-то приносит лед, другая накидывает мне на плечи куртку, вызывает такси. Незнакомый парень, по всей видимости, индиец, дает наличных денег на такси, потому что ни у меня, ни у Дины налички нет. Дина знакома с ним — они вместе играют в волейбол, но когда я потом хочу вернуть деньги, его и след простыл. Мы не знаем ни его имени, ни где он работает, а на тренировках он больше не появляется и никто не может вспомнить человека, которого мы пытаемся описать… Пока я жду такси, ко мне постоянно кто-то подходит, меня спрашивают, как я себя чувствую и как у меня дела. Когда ослабевает изначальная боль, то дела у меня, признаться, хорошо. Нога под ледяной подушкой чуть успокаивается, но ступать на нее я не могу.
Добравшись домой, кое-как запрыгиваю по лестнице к себе и думаю обо всем сразу: что, может, повезет, и ничего серьезного, и завтра пройдет, что в понедельник Тереза назначила мне встречу у клиента за городом, куда мы однажды ездили с Ксавье и Рикой, что туалет и ванна на втором этаже и забираться туда будет непросто, что у меня закончились продукты и есть особо нечего, а дойти до магазина превращается в целый квест, который я не уверена, что одолею, что вообще-то надо бы сделать снимок — пункт экстренной помощи находится в госпитале Святого Томаса напротив офиса, но попасть туда сейчас представляется еще менее реальным, чем добраться до магазина на соседней улице, и что, черт возьми, почему вдруг это неудобное, неуместное, нарушающее весь привычный уклад жизни происшествие кажется чуть ли не единственно правильным событием во всей череде последних месяцев, словно внезапно открывшаяся передо мной дверь?
Утром в субботу я открываю глаза и, откинув одеяло, первым делом смотрю на ногу. Синяк от ушиба равномерно расползся по ступне и поднялся вверх, образуя ровный круг чуть выше лодыжки так, что кажется, будто на мне надет странный пестрый сине-серо-красный носок. Даже пальцы посинели чуть не до ногтей. Ступать я не могу и, вытягиваясь в кровати, смотрю на мою комнату с белыми стенами и чернеющим в одной из них камином. Думаю о лестнице наверх, которую нужно преодолеть, чтобы попасть в ванну, вспоминая, как еще день назад я легко, не замечая, проскакивала ее вверх и вниз. Потом через оранжевые занавески в комнату пробивается солнечный луч — октябрьский день обещает быть теплым. Надо же, уже октябрь подходит к концу.
…Все выходные я почти не встаю с постели. Изредка выбираюсь на кухню. Ступать на ногу невозможно, но я приноровилась прыгать на одной ноге вдоль стен, чтобы было за что уцепиться, если что. Получается быстро. Я думаю, что это вывих, хотя усиливающаяся синева ноги наводит на мысль, не порвала ли я связки.
Арун спасает меня от голода и привозит продукты. Если бы не он, что бы я сейчас делала? Не умерла бы, конечно, так или иначе попросила кого-то, а может, заказала по интернету, но приятно, когда кому-то не все равно. Он заезжает ненадолго и только успевает рассказать, что решил вернуться в Индию и наконец начать процедуру развода.