О Чудесах. С комментариями и объяснениями

Здесь Локк также, в споре с Декартом и его отождествлением материальности с протяженностью, дает свое рабочее определение тела как материальной плотности. По сути, он показывает, что мы можем создавать рабочие определения, избегая отвлеченных понятий вообще, потому что «плотность» внутри определения материи будет означать «плотная вещь», равно как «разумность» в определении человека – просто действующий разум, никто не скажет «разумность одарена речью». Этот тезис Локка уязвим для критики – ведь плотную вещь или разум мы берем не как вещи, а как примеры для уже состоявшейся абстракции мышления, и если не предицируем (снабжаем глаголом) абстракции, вроде «разумность говорит», то не потому, что получившаяся фраза бессмысленна, а потому, что она относится слишком к неопределенному числу примеров.

22. Наши отвлеченные идеи для нас – мерила видов. Пример: человек. В мире есть существа, подобные нам по внешнему виду, но покрытые волосами и лишенные дара речи и разума. Среди людей есть идиоты, совершенно сходные с нами по внешнему виду, но лишенные разума, а некоторые из них – и языка. Есть, говорят, такие существа (sit fides penes authorum, но нет ничего противоречивого в том, что такие могут быть), которые при сходстве с нами в языке, разуме и остальном внешнем виде имеют волосатые хвосты; есть другие существа, где у мужчин нет бороды, и третьи, где бороды есть у женщин.

Существа – обезьяны. Локк рассуждает о том, что если бы мы судили, например, только по способности прямохождения или укороченности лица, то люди и обезьяны попали бы в один вид, а не в разные.

Sit fides… (лат.) – пусть это останется на совести авторов (которые об этом сообщают).

Если спрашивают, все ли эти существа люди или нет, все ли принадлежат к человеческому виду, то ясно, что вопрос относится только к номинальной сущности, ибо те из них, которым соответствует определение слова «человек» или обозначаемая этим словом сложная идея, суть люди, а другие нет. Но если вопрос касается предполагаемой реальной сущности, а также того, есть ли в видовом отношении различие во внутреннем строении и телосложении этих разных существ, мы совершенно не можем ответить, потому что это совсем не входит в нашу видовую идею; у нас есть только основание думать, что внутреннее строение не вполне одинаково там, где есть такая большая разница в способностях или наружности. Но бесполезно исследовать, какая разница во внутреннем реальном строении образует видовое отличие, поскольку наши мерила видов суть лишь известные нам отвлеченные идеи, а не внутреннее строение, которое не является частью этих идей. Разве одна лишь разница в волосистости кожи есть признак различия во внутреннем видовом строении между идиотом и бесхвостой обезьяной, когда они сходятся во внешнем виде и в отсутствии разума и дара речи? И разве отсутствие разума и дара речи не является для нас признаком различия в реальном видовом строении между идиотом и разумным человеком? То же самое и в других случаях, если мы будем утверждать, что различие видов или разрядов определенным образом основано на реальной форме и скрытом строении вещей.